добрый человек
Давно это было, еще до того, как старый Эрл убил последнего дракона, – так говорят наши старики, когда вспоминают молодость.
Сам я драконов, понятно, не видел, да и не очень-то в них верю. Такой я человек: пока не увижу своими глазами – не убедите меня. Вот, скажем, лесные духи или там водяные – это еще куда ни шло. Сам сколько раз по лесу кружил, в трех соснах заблудившись. Не иначе, лесная нечисть постаралась... Или когда наш пастух полез купаться в озеро и не выплыл. И чего, спрашивается, полез? Всем известно – нехорошее озеро, живет в нем тварь с дом величиной, рыбой питается, но при случае и человека сглотнет, не подавится. А он, дурак, говорит: вот я проверю, что там за чудище. Назло пойду... И все, больше не видели его. Так вот, это действительно правда. Я того пастуха сам лично знал.
Да, у нас в горах еще и не то бывает. Да и на равнине не лучше. Вот, скажем, эльфы. Эти, говорят, в лесу живут, и добра от них не жди. Не знаю, сам не видал (ну и ладно, не больно-то и хотелось!), а вот голоса всякие странные – как же, слыхал. Вроде поет кто-то, а кто? Или, к примеру, огни болотные... Кто их разберет. По молодости было любопытно, да потом-то поумнел, понял: лучше в эти колдовские дела не лезть, голова целее будет.
Так-то оно так, но иногда и засомневаешься. Вот драконы. Уж больно подробно о них рассказывают, все-то известно: и что бывают они ползучие, вроде здоровенных змей, или крылатые – эти всего страшней. И говорят-то они по-человечески, и огнем плюются, а еще – до золота они больно жадные. Говорят, тот последний-то к нам как раз и прилетел за золотом – в те времена у нас его много добывали, и двор у Эрла был богатый. Дракон, говорят, к Эрлу припожаловал ночью и давай все кругом палить – хотел всех поразогнать, а кого и зажарить живьем, а потом спокойненько в Эрловых сундуках покопаться. Ан нет, не вышло. Эрл и сам не промах, взял и подстрелил дорогого гостя. Стрела, видать, была заговоренная – простой-то стрелой драконову шкуру не прошибешь, это всем известно. Ну, старый-то Эрл и сам вроде маленько колдовством баловался...
Вот и решай: правда или нет. Не верю я в драконов и колдунов недолюбливаю, но по развалинам старого замка сам в детстве шастал – так вот там по сей день трава не растет, все выжжено. Даром что полвека прошло...
Да ну их, драконов. Сейчас-то ни одного нет, это точно. А у нас и без них жизнь уж больно веселая пошла.
Ну вот, опять полезли мысли грустные. Казалось бы, живи да радуйся: кончилась война, живы остались, дня через три до дому дойдем – чего еще надо? Правда, дома-то меня никто не ждет, всех родных еще в ту, прошлую войну поубивали. Но все же – на родную землю вернусь.
...Да надолго ли он, мир-то этот? Вот идем мы на север, в горы, и ребята мои рады-радешеньки, а мне невесело. Пройдет время, и снова наш молодой эрл с южным соседом сцепится. Из-за чего? Известно, из-за земли. Им, эрлам, хорошо. Знай командуй, а нам опять в ополчение идти и жизнь свою продавать задешево. В этот-то раз южный эрл сам на нас напал – и чего ему не сидится в своих болотах? Я его, эрла тамошнего, своими глазами видел. Это когда мы в ихнюю столицу вошли и они, эрлы-то, мир заключали при всем честном народе. По мне – так надо было эту самую столицу спалить, чтоб неповадно им было на наши земли лезть. Но меня, понятно, никто не спрашивал. Наш эрл ихнего наследника в плен взял, а потом обменял на кого-то там из знати, да еще выторговал себе кусок земли до южной границы Серого леса – и все. Разъехались эрлы, войска по домам распустили. Но чует мое сердце, недолго будет болотный эрл обиду терпеть...
Вот идут ребята, те, что в живых остались – едва половина отряда. Сопляки, только о том и думают, как к девкам своим вернутся. Нет им дела до того, что дальше будет. Ну и ладно, пусть пока порадуются. Я-то знаю: тяжелые времена еще не кончились. Сколько полей разорили, домов пожгли – как жить людям? Будет голод, но будет и холод, как говорил старый Нед, светлая ему память.
Парни мои, хоть и малолетки, на войне другими людьми стали. Совсем не те пацаны, что весной из деревни ушли. А сам я? Раньше-то меня все больше не по имени, а просто Треплом звали, больно любил язык почесать. Теперь, как вторую войну прошел, все больше молчу. Только сам с собой, в мыслях, иногда как начну рассуждать – и, бывает, до такого додумаюсь... Да сейчас уж лучше совсем ни о чем не думать, расстройство одно.
А спроси ты меня: чего воюем? Враги-то, они такие же люди, как мы. Им бы пахать да сеять, а их эрл позвал – и пошли... Вот кого я по-настоящему ненавижу, так это ихнего эрла. Они, эрлы, во всем и виноваты...
– Стой! Кто таков?
Кого там еще принесло? Гляди-ка: встал поперек дороги, телеге проехать не дает. Сам-то старый, лет сто, только что мхом не оброс. Кажется, вот-вот, как пенек трухлявый, развалится. А когда Сим на него заорал – точно, со страху должен был копыта отбросить... А вот поди ж ты, стоит себе спокойно. Ладно, сам с ним потолкую.
– Чего тебе, дед? – говорю. – Дай пройти, а то не посмотрим, что старый – как дадим пинка...
– Да мне, сынки, с вами вроде по пути, – говорит пенек. – Может, подвезете до реки? И мне безопасней, и вам, глядишь, веселее.
Да уж, думаю, радости от тебя – как от рыбы дохлой. Вонь одна. Мы, понятно, все тут порядком одичали, но этот – как будто все свои сто лет в лесу прожил, от грязи чуть не ломается.
– Ты, что ли, начальник? – это он мне. – Подвези, добрый человек.
Вот это да! Давно уже никому и в голову не приходит меня добрым человеком назвать. Не добрый я человек, это каждому с первого взгляда ясно... А пенек на меня хитро так смотрит, будто заранее знает все, что я скажу. Ну, я и решил его удивить.
– Ладно, – говорю. – Забирайся, дед, в телегу. Только садись во-он с той стороны, чтоб в мою сторону не воняло.
Ребята смеются, а я деду подмигиваю и добавляю:
– А вечером сказки рассказывать будешь, чтобы скучно не было. Небось, врешь-то складно?
– Расскажу, как же, расскажу, – говорит дед, а сам в телегу резво так заскакивает – откуда только прыть взялась?
Устроился он там поудобнее – и давай храпеть на весь белый свет. А я вперед пошел, по сторонам посматриваю и размышляю – одно другому не мешает.
Вишь, навязался на нашу шею нахлебничек. И живут же такие сморчки! Сам лысый, борода до пояса, весь в репьях каких-то, посох – палка суковатая, одежа драная. Как есть колдун. В мешке заплечном, похоже, одни дыры. Вечером ведь кормить придется! Ладно, пусть его. Может, впервые за год поест по-человечески, опять же и ребят сказкой порадует. Мне-то эти сказки нужны, как собаке пятая нога. И дед-то подозрительный. Не люблю колдунов.
Вечером остановились, разложили костер. Пока до гор не добрались, надо дозорных ставить – на равнине все равно что голые. Скорей бы горы!.. А близко уже родные места. Завтра до Серого леса дойдем, послезавтра выйдем из него, а там – через реку переправиться и, считай, дома. Если все хорошо пойдет, глядишь, через три дня... Нет, нельзя ничего загадывать. Неспокойные здесь места. Хоть они теперь вроде тоже наши, нашему эрлу принадлежат – все может случиться. Поживем – увидим.
Сели мы у костерка, стали ужинать. Дин хлебова наварил – пальчики оближешь. Небось полгода назад ничего такого не умел, а теперь заделался кашеваром – лучше не надо. Это после того, как старому Неду голову снесли.
Ну вот, сидим это мы, угощаемся. И старикан, пенек-то, от нас не отстает. Наелся от пуза, ложку облизал, довольный стал, благостный. Утерся бородой и, вижу, спать налаживается.
– Э, нет, – говорю. – Ты, дед, что ли, в телеге не выспался? Ты еще ребятам сказку рассказать обещал.
– А, ну да, – отвечает пенек, нимало не смутившись. – Я и запамятовал. Память-то дырявая. Что давеча говорил – забыл, зато что давно было – все помню...
И начал тут всякие байки рассказывать. Знамо дело, про стародавние времена. Про войны, про героев разных и, само собой, про прекрасных дев. И про нечистую силу тоже, злых духов и добрых, да про эльфов, ну и так далее... Парни сидят, рты раскрыли, комаров забывают отгонять. Дозорные – и те свое дело забросили. Мальчишки, одно слово. Я-то поглядываю, мало ли что из темноты вылезет. Но и сам, признаться, заслушался. Слушал-слушал, а потом и спросил его:
– А что, дед, про драконов ты сказки знаешь?
– Знаю, – отвечает, – как не знать. Да я одного дракона сам видал в молодости.
– Ну да, как же, – говорю. – Враки все это. Нету их, драконов.
– Сейчас-то, понятно, нету, – отвечает дед, глазом не моргнув. – Потому как последнего горный эрл убил, а с тех пор ни одного не народилось. Но это пока. Там видно будет.
– Ну, ты-то почем знаешь? – говорю. Совсем заврался дедок, так и тянет с ним поспорить. – Ты, часом, не пророк ли?
Дед вроде обиделся и важно так заявляет:
– Пророк или нет – это мое дело, а только было такое предсказание: скоро родится в здешних местах новый дракон, страшнее прежнего, только полетит он не на север, а на юг, и первым делом замок южного эрла дотла разрушит.
Дин-кашевар тоже решил словечко в разговор ввернуть:
– А на наши земли этот дракон не нападет?
– Нет, – отвечает дед. – Не нападет. Потому как сам он будет оттуда родом.
– Как так – здесь родится, а сам оттуда родом? – спрашивает Сим.
– Вот уж так уж, – отвечает пень, и вид у него такой многозначительный – аж смешно.
– Ну вот и ладно, пусть себе на юг летит, – сказал Дин и пошел котелок в ручье мыть.
А маленький Тэм и спрашивает:
– Драконов ведь всегда убивают в конце концов?
– Да, так оно и бывает, – отвечает дед. – Рано или поздно отыщется герой...
– А этого дракона кто убьет? – спрашиваю я.
– А вот этого я тебе не скажу, – отвечает дед и, как давеча, в глаза мне глядит – хитро– прехитро.
– Ну-ну, – говорю. – Пророк ты хренов. Да откуда они вообще берутся-то, драконы твои?
– Во-первых, не мои, а скорее уж твои. Сам про них начал. Во-вторых – этого я тебе тоже не скажу.
– Во-во, – говорю. – Сам ничего не знаешь, только зря людям голову морочишь.
– Не зря, – усмехается дед. – А про драконов, может, ты и сам чего-нибудь узнаешь.
Не понравилось мне, как он на меня при этом посмотрел. Ну его к лешему с такими предсказаниями! И впрямь беду накличет.
Ребята приутихли, стали спать укладываться. Только часовые не спят да Тэм, гляжу, все ворочается.
– Не спится? – спрашиваю.
– Не спится...
Вот так вот оно и бывает, после сказок-то. Наслушаются, а потом им за каждым кустом духи мерещатся. И раньше так было... Вечерком Нед, бывало, усядется у костра и загнет историю пострашнее, а все слушают, развесив уши лопухами. Мастер был Нед на всякие небылицы. Этот-то тоже ничего, только с пророчествами своими зря вылез. Терпеть не могу колдунов, ведунов и предсказателей. Не верю я им. Спросишь их: как в этом году урожай – будет ли, нет ли? А они в ответ: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет, и вообще – уйди, деревня, не лезь с чепухой своей, мы-то все больше о высоком думаем – о конце света, например... Спросишь: а когда он будет-то, конец света? Если уж и ответят, то так, что все равно ни шиша не поймешь. Скоро! Может, через год, может, через сто лет – валяй, проверяй! Ловко работают, пророки. Вранье одно.
Бывают еще такие люди – толкователи. Пророк ляпнул чего-то спросонья, а они сидят и думают, что он имел в виду. Только тем и занимаются. Вот наш старикан наплел с три короба про дракона, а может, на самом деле говорил про новую войну. Появится, дескать, у нас новый вождь, пойдет на юг и спалит тамошний замок... Ну, про войну – это я и сам знаю. Но пророком не прикидываюсь. А мы, значит, победим? Ладно. А почему лично я должен что-то такое про драконов узнать? Он ведь именно мне это сказал. Глядишь, еще сам эрлом заделаюсь... Ладно, шутки шутками, а и спать пора. Размечтался, добрый человек. Кости чего-то ноют. А завтра еще весь день по полям топать.
Утром упал такой туман – за два шага ничего не видно. Пришлось пережидать. Сидим, сухарики грызем, мерзнем. Я-то всегда заранее знаю, когда погода изменится. У меня правая рука была перебита – срослась, да, видно, неправильно, или жила какая нужная порвана... С тех пор правая плохо слушается и перед непогодой ноет. Так что я, опять же, могу предсказателем работать...
Сижу это я, завтракаю. Тут подползает ко мне старичок-сморчок, берет за руку правую и говорит:
– Что, мил-человек, болят кости-то?
– Болят, – отвечаю я неприветливо. Я с утра особенно злой. – А тебе что за дело?
– А то, – говорит. – Могу ведь и полечить.
– Ври больше, – говорю. – И вообще, я и левой привык обходиться! – беру в левую руку ножик и ловко так брюкву очищаю. – Видал?
– Славно, – говорит дед. – Одна рука – хорошо, а две-то – лучше! Давай правую-то.
Ладно, думаю, хуже не будет. Посмотрим, как колдун опозорится... Берет он мою правую в свои старые лапы, мнет чего-то, крутит, слова непонятные бормочет, и чувствую я – правая болеть перестает. Вот те раз!
– Ну-ка! – кричит сморчок. – Попробуй-ка! – и еще одну брюкву мне подает, в левую руку, а нож – в правую.
Ну вот... И так легко правая меня слушается, будто и не было никакого перелома! Хоть и кривая, а с ножом ловко управляется. Дед смотрел-смотрел, потом брюкву очищенную – хвать! И давай хрупать. А я и говорю:
– Ну, спасибо, дед! Ты и впрямь колдун, что ли? Может, к вечеру-то опять разболится?
– Поглядим, – говорит дед сквозь брюкву. – А если не разболится, обещай мне в благодарность одну вещь...
– Какую еще вещь? У меня их и нету, вещей-то.
– Тьфу ты... Да не то! Обещай, что, если встретимся когда-нибудь еще с тобой, ты мне зла не причинишь...
– И всего-то? Ладно, дед, живи на здоровье.
Значит, он и вправду меня боялся, раз такое условие поставил. Думал, что я могу просто так человека пристукнуть. А что, может, и могу.
– Слово дай, – говорит.
– На, – говорю. – Встречу – не трону. Слово мое.
Он, в общем, неплохой старичок оказался, только вонючий сильно и малость из ума выживший. Мало ли чего он там вещал, зато лекарь оказался – золотые руки. Он потом еще парням гнилые зубы вырывал без боли, а Симу травы дал от простуды...
Ребята повеселели, шли резво, с прибаутками, а старик, наоборот, к вечеру в какую-то тоску впал. Парни просили перед сном сказку рассказать, а он посмотрел на них этак печально и говорит:
– Не будет вам сегодня сказок.
– Что, дед, все байки позабыл? – спрашивает Дин.
– А я слышал – когда колдун кого лечит, от него все силы уходят, – говорит Тэм. – Правда это?
Дед молчит.
– Слышь, старик! – говорю я. – Рука-то у меня не болит. Так что слово мое крепко...
Дед все молчит. А я продолжаю:
– Да вот только как я теперь погоду-то буду узнавать на завтра? Слышь, пророк! Скажи, что завтра будет?
– Не скажу я, что с вами завтра будет, – мрачно отвечает дед и в тряпье свое заворачивается. Завернулся и вроде уснул.
Ну, мы посидели у огня... а дошли мы до самого края Серого леса. Так просто сидеть скучно, да и душе как-то неспокойно – в тишине-то.
– Песню, что ли, спеть? – говорит Сим и затягивает – хорошую песню, старую, протяжную. Мы все вместе подпеваем, но ни у кого так здорово, как у Сима, не выходит. Он у нас лучший певец, Сим, таких поискать. Ну, спели, дом родной вспомнили. Тоску разогнали, с тем и спать легли.
Последний день пути – самый трудный. Нужно за один день, до захода солнца, пересечь Серый лес. Я раньше все думал: почему его Серым назвали? Оказывается, там всё больше ели растут, высокие, старые, а стволы и ветки у них сплошь серым лишайником покрыты, и на земле, куда ни ступишь, те же лишайники. Вот и Серый. Еловый лес – темный, густой. И вроде близко от наших мест, а все же не наш он. Дома-то стены помогают, вот и елки тоже, а тут – вроде всё против нас. Вот и надо было этот ельник непременно за день пройти, чтобы заночевать уже за рекой, на бывшей нашей границе. А там-то – уже мы и дома.
А начался этот день нехорошо. Проснулись утром – а старичка-сморчка след простыл, ушел дед спозаранку и мешок брюквы упер. Вот так-то, добрый человек. Хорошо, он с меня слово взял – хитрый, сука! А то бы я не поленился найти его и поучить уму-разуму. Ну да ладно, нам идти – всего ничего, без брюквы проживем как-нибудь, а уж без колдуна – и подавно...
Дальше – больше. Коняга наш, гнедой, занемог. Он у нас один был, телегу тянул с припасами. Утром, как запрягли, хромать стал, а потом и вовсе повалился – и уж не встал. Все, пропал конь. Жалко его.
Телегу, понятно, бросить пришлось – на что нам телега без лошади? Припасы на спину взвалили – съестного, сколько сможем унести. Все остальное пришлось бросить. Все добро, которое домой везли, пропало. Вот тебе и добыча военная. Не везет, так уж не везет.
Я сгоряча на сморчка грешил – он, дескать, на коня порчу навел. А парни-то мне и говорят: дед-то, выходит, нам помог, брюкву спер – ношу облегчил... Да и с чего бы ему коня нашего портить – мы ведь с ним по-хорошему, и сам ведь нам зубы лечил...Ладно, бес с ним.
Пошли мы с заплечными мешками через лес. Идем, помалкиваем. Зверья-то мы не особенно боимся: много нас, да и с оружием все. Людей не встретить бы. Или, того хуже, нечисти здешней...
Все-таки мешки с едой дали себя знать. Я думал – к вечеру выйдем из лесу, через реку переправимся и на своем бережку уснем спокойно – в первый раз за полгода. Ан нет. Солнце село уже, а мы только-только на опушку выбрались. В темноте брод не найдешь – болотисто там; вот и пришлось на чужом берегу на ночлег устраиваться. Место, ничего не скажешь, поганое: с одной стороны – лес этот проклятый, с другой – трясина. Через чащу-то мы спокойно прошли, без происшествий, а тут – мало ли что может случится? Ну, спать-то надо все же.
Последнюю ночь спим у костра, завтра дома будем... Легли. Я двоим дозорным велел во все глаза глядеть, а в полночь чтоб меня разбудили – сам их сменю. Вот улеглись мои ребята и тут же уснули – устали все-таки, понятно. Как убитые уснули.
Проснулся я от беспокойства. Со мной такое бывает. И точно, не подвело чутье – смотрю, костер потух давно. А темно – глаз выколи, и ни луны тебе, ни звездочек на небе...
– Эй! – шепчу. – Тэм! Спишь?
Не отвечает. Спят дозорные мои. Олухи. Ну их к лешему, сам покараулю. Теперь уж все равно не усну. А утром узнают у меня, как за костром следить.
Сижу, смотрю. С той стороны, где темень гуще – там лес, напротив – болото. До рассвета дотянуть бы.
Тихо. Только так негромко в елках шумит, вроде свистит кто. Или воет. Вдруг, слышу, заворочался кто-то. Проснулся. Говорю ему:
– Это ты, Сим?
– Я, – отвечает. – Не могу спать чего-то. – Помолчал, а потом спрашивает: – А что это – вроде песня?
А я ничего такого не слышу, только ветер все шумит да вспышки какие-то со стороны болота пошли. А Сим опять:
– Да уши-то разуй! Вот же, поют! Красиво... – и сам тихонько подтягивать начал. Он, Сим-то, любую песню на лету схватывал.
Тут ребята заворочались, стали просыпаться. А мне от всего этого как-то не по себе. В лесу вроде посветлее стало, по болоту огоньки бегают. Ох, не к добру...
– Точно, поют где-то, – говорит Дин. – Неужто не слышишь?
– Ни хрена я не слышу! – говорю, а самого зло берет.
– Поют! – кричит Тэм. И эта мелюзга туда же! – Вот так: ла-ла-лаа...
– А ну тихо! – пытаюсь их успокоить, но Сим уже поет во все горло, а Тэм ему вторит, и все мои ребята стоят во весь рост лицом к болоту и слушают песню.
И тут я тоже услышал.
Странная это была песня. Вроде и слов в ней не было, а все равно – понятно.
Иди к нам, пели голоса. Здесь хорошо, спокойно. Вот оно, счастье. Забудь все, что было с тобой, и иди. Все беды кончились, пора отдохнуть. Иди к нам. Иди. Иди...
– Хорошо поют, – сказал Дин. – Пойду погляжу, – и двинулся было к огонькам, но я заорал:
– Стоять!
Я разом вспомнил все легенды о болотных огнях и о том, кто поет ночью в лесу. Я понял, что это всё. Но я надеялся удержать их.
– Эни! – сказал маленький Тэм. – Это она там поет, – и двинулся к болоту, а за ним Дин, и остальные, забыв обо всем, шли прямо в трясину, за проклятыми огоньками.
Иди к нам, пели голоса. Иди же скорее.
– Куда?! Стоять!! На место, мать вашу! – я срывал голос, но никто даже не обернулся. Они шли туда, и я не мог их остановить.
Сим, стоявший до сих пор рядом со мной, шагнул вперед. Я схватил его за плечи. Я всегда был сильнее его, но тут он легко отпихнул меня и пошел туда, мой друг Сим, ушел вслед за всеми.
Я кричал. Песня становилась все громче, я уже не слышал своего голоса. Потом я выбился из сил и упал лицом в потухший костер.
Они все ушли. А я не сберег их, не смог спасти, и мне оставалось только пойти вслед за ними. Песня все звучала у меня в ушах. Я встал и из последних сил побежал прочь, прочь, подальше от этого места. И так я несся по берегу реки, болото осталось далеко позади, а впереди я увидел крутой обрыв, но не стал сворачивать, а оттолкнулся от берега и прыгнул в глубокое темное ущелье.
Я лежал на скользких камнях, мне было холодно и больно, и значило это, что я еще жив. И еще мне было... странно. Это странное было во мне самом, во всем моем теле, и особенно чувствовалось в правой руке. Опять сломал, подумал я. Хотел было повернуть голову, чтобы осмотреться, но не смог. Так плохо мне еще никогда не было, но я почему-то был уверен, что скоро станет легче и, самое главное, я не умру. Не сейчас. Вот это и было самым странным.
Светало. Скоро взойдет солнце, подумал я, пора вставать. Заставил себя повернуть голову, посмотреть, что там с перебитой рукой.
Я увидел ее.
Я не узнал ее. Это была не моя рука. Я попытался встать на ноги – это вышло у меня как-то странно. Поднялся из ущелья – это далось мне неожиданно легко. Подошел к реке и посмотрел на свое отражение в воде.
Наверно, я должен был удивиться. Но я откуда-то заранее знал, что так и будет, только боялся поверить. Теперь я убедился, что все, что случилось со мной – правда.
На берегу стоял человек. Сгорбившись, опирался двумя руками на посох. Увидев меня, старик испугался, но я посмотрел ему прямо в глаза, и он узнал меня.
– Ты дал слово, – сказал он.
Я чувствовал в себе силу и злость. Я мог сделать с ним все, что угодно.
– Я помню, – сказал я.
Добрый человек.
Небо на востоке светлело. Гуси, построившись клином, летели туда, где тепло и нет голода и войн.
– Куда ты теперь? – спросил он. – На юг?
– Хорошая мысль, – сказал я. – Сначала на север.
Мы помолчали.
– Уходи подальше, за реку, – сказал я.
– Прощай, – он повернулся и пошел своей дорогой, старый, слабый и беззащитный.
Я спешил домой, на север. Правое крыло поначалу плохо слушалось, но я быстро приноровился. Вскоре показались горы, новый замок эрла и развалины старого замка, разрушенного предпоследним драконом. Потом я увидел деревню.
Люди еще спали, и я знал, что им снится. В деревне ждали тех, кто шел вместе со мной, ждали всех, кроме меня. А вернулся только я один. Я сделал круг над плоскогорьем, прощаясь, и полетел обратно, оставляя слева рассвет.
Вот она, опушка Серого леса. Болото. Здесь сгинули те, кого я называл своими друзьями.
Я видел далеко. Старик успел уйти за реку, и теперь на болотистом берегу не было ни одной живой души. Только души мертвых, да еще те, кто смотрел тогда на нас из-за ветвей и пел песни, прячась в болотном тумане. Я решил попробовать силы.
Когда я закончил, от торфяного болота и большей части Серого леса не осталось ничего, кроме горячей золы. Я вспомнил, как когда-то давно, в прошлой жизни, упал лицом в костер, и усмехнулся. Это были похороны той моей жизни и первая месть в жизни новой.
Солнце поднялось уже высоко. Я смотрел на него не щурясь, как смотрят хищные птицы, но я был сильнее всех птиц, зверей и людей. Я мог читать человеческие мысли, понимать язык животных, видел скрытые в горах сокровища и слышал, как текут подземные реки. Я мог почти все, и я был такой один на всем свете.
Не привыкать, добрый человек, сказал я себе. Эта странная привычка разговаривать с самим собой всегда спасала меня от одиночества. Теперь она перешла по наследству мне теперешнему от меня прежнего. Больше не осталось почти ничего. Только память.
Я летел на юг.
Я знал: обо всем, что случилось и еще случится в этом году, люди будут говорить: Это было тогда, когда последний дракон разрушил замок южного эрла.
© Н. Нечипоренко
