 |  | |
| Издательство «ЛОГОС», 2001г. | |
В весьма отдаленном - ином Будущем, когда далекие звезды становятся близкими, человек прикасается к чужому разуму. Только прикасается... Странные следы Скитальцев, таинственные тоннели Леммы, "зыбучие" парсеки, сопредельные реальности, функция жизни. В бесконечной звездной пустыне и в себе самом человек открывает удивительные - иные миры...
|
... Звезда-колосс барахталась в гигантском скоплении пыли. Это почему-то пустотелое облако и извне было весьма необычным, имело диковинную форму земляного ореха – словно вызрел в галактической глуши таинственный чудо-плод. Туча казалась неоднородной, клочковатой, перехваченной посредине петлей светящегося газа – концы этой "тесемки" стремились в разные стороны, постепенно туснея, исчезали во мраке. Отросток поменьше завихрялся в изломанное угловатое кольцо, указывал основанием на самую крупную прореху в пылевом коконе – пространство, начисто лишенное вещества и совершенно безопасное для скоростного прохода в нем кораблей.
"Манта" благополучно вернулась в реальность, осмотрелась, стряхнула оцепенение "серого ничто" и ускорилась к основанию кольца-отмычки. Предстояло обогнуть тучу по касательной и выполнить несколько точных приводных маневров.
Издали туманность казалась очень разреженной, шуточной преградой для корабля и, тем более, излучения мощной звезды. В непосредственной близости обман вскрывался. Пыль собиралась в компактные скопления, напоминающие земные облака – белесоватые завихрения, комки, нежные перья – рождала необъятную страну туманных равнин и взгорий. Какая-то часть звезды осталась в этом океане. Свет рассеивался, преломлялся, поджигал тучу-кокон голубоватым мерцанием, играл формой, цветом, яркостью – от угрюмой непроглядности "угольного мешка" до мягкого пепельно-бирюзового свечения. Наружная граница кокона казалась поверхностью гигантской планеты. Она словно вскипела, вспенилась когда-то, да так и застыла в яростном рвении. Дивные замки, расселины, лопнувшие пузыри, крутые волны-гребни были подернуты легким белесоватым туманом, прикрыты иногда тончайшей паутиной из непрозрачных иссиня-черных нитей. Над этой дымчатой вуалью и скользила "Манта" в поисках щели Лераба.
Проход открылся неожиданно. Его наружное отверстие в самом деле напоминало щель: узкая полоска с неровными рваными краями, словно зубастая пасть затаившегося чудовища. Монстр питался звездолетами; изголодавшийся, он заглотил корабль с жадностью и целиком – и не подавился!
Не оробела и "Манта". Корабль развил крейсерскую скорость, нисколько не опасаясь "оцарапаться" о края щели или столкнуться вдруг с пылевым сгустком. Лихачил кибер не зря. Было установлено совершенно точно, что вещество в просвет тоннеля почему-то не проникает. Мерцающая газопылевая субстанция смещается в пределах облака, как-то дрейфует, но свищ всегда остается неизменным – прямым, как луч, и безопасным. Внутреннее его отверстие сжималось в неприметную точку, еле различимую, почти несуществующую в сияющем вокруг хаосе. "Манта" метила в эту мишень, поражала цель с обычной ловкостью, стремительно и безошибочно.
Скорость была таковой, что даже на большом обзорном экране тоннель напоминал очень вытянутый в длину конус с совершенно гладкой внутренней поверхностью. Корабль скользил по ней, погружался в омут – целых четырнадцать часов!
Потом свершилось таинство: горловина гигантской воронки вдруг расширилась, зевнула сладко и беззвучно и пропустила корабль во внутреннюю сферу.
"Манта" вонзилась в странный мир, огороженный, припрятанный от остальной Вселенной. Здесь все было иначе. Пупом мироздания утвердилась мощная злая звезда, гонявшая по кругу всего лишь двух вассалов – раскаленную планету и ее строптивый, убегающий в тень спутник. Бесконечность пресекалась равнодушно-мертвящим сиянием кокона, а звезды галактики Млечный Путь были вкраплены в облако, мерцали неуверенно, иногда гасли в особо плотных пылевых скоплениях. Что-то гнетуще-неестественное, надуманное было в устройстве этой системы...
Щель Лераба не упиралась своей осью в эту Киля, пронзала кокон как бы наискосок. Мозг исправил курс, вывел "Манту" на траекторию сближения с планетой, сообщил сторожевому бакену пропускающий пароль – и лишь тогда отменил чрезвычайную готовность на борту.
Расстояние к цели для основного телескопа "Манты" было ничтожным. Он приметил планету, вытащил ее диск на экран, потом стал работать с изображением. Внушительный, в четыре земных массы, шар, ось вращения направлена к звезде, освещается только внутреннее полушарие. Его серп темно-рыжий, почти коричневый, полюс раскален докрасна. Ночное полушарие скрыто в плотных сумерках. Поверхность планеты оплавлена, сглажена в унылую, растрескавшуюся от жары пустыню.
Иное дело спутник. Планета затмевала для него звезду, и он отражал лишь вторичное излучение облака. Лик его терялся в плотном у основания конусе тени и поначалу был виден только наружный полюс – крохотное светлое пятнышко. Постепенно бесформенный сгусток округлился, превратился в странную луну – с бледными, почти белыми полярными шапками и цепочкой правильных округлых вмятин вдоль экватора.
До выхода на круговую орбиту остались считанные часы, и "Манта" начала подтормаживать. Диск планеты оттеснил часть звезды, потом сместился в ее центр и стал увеличиваться, разбухать. Вокруг него образовалось яркое, слепящее мониторы кольцо, но оно истончалось и вскоре исчезло. Корабль находился в мертвой зоне – секторе планетарной тени.
Когда объятия луны-невидимки стали слишком крепкими, "Манта" перевела маршевые двигатели в режим основного торможения...
... Катапульта мягким шлепком вытолкнула бот в звездную пропасть. Он завалился на левый борт, попытался клюнуть носом куда-то в сторону, прочь от Леммы, но автопилот обуздал его норов, выровнял и погнал к спутнику – на снижение.
Рем не вмешивался в управление. Посадка предстояла до зевоты скучная, кибер и сам управится. "Манта" молчала. Рем оценил сдержанность экипажа. Обошлось без душещипательных объятий-напутствий, угрюмых потупленных взглядов и той совестливой неловкости, что возникает непременно при общении с обреченным. Его не снаряжали в последний путь, не отправляли погибать или терять рассудок. Никто, по существу, с ним не прощался. Предстояла работа, сложная, опасная, но таков большой космос. Здесь нет места для беспечных прогулок. Сама жизнь, в конце концов, предприятие весьма рисковое, если только она не выдохлась в унылое прозябание зануды-перестраховщика.
Капитан был немногословен.
– Мы тебя не бросим, будем ждать,– сказал он.– А если понадобится – попытаемся выручить.
Док и бортинженер помогли Сильвии пробраться в бот.
– Она непредсказуема,– напомнил док.– Не оборачивайся к ней спиной. И не рассчитывай особенно на смирительный комбинезон.
Бортинженер потрепал Рема по плечу.
– Держись, старина,– улыбнулся он.– Мы здесь тоже не будем сидеть сложа руки. Сообща прорвемся – обязательно!
– В любом случае, Рем, действовать ты должен без оглядки на "Манту",– сказал советник.– Рассчитывай только на себя.
Второй пилот находился в рубке. Он связался с ботом, когда Рем уже дал сигнал готовности к старту.
– Я проведу вас до самой базы,– сообщил он.– Если возникнет необходимость срочно покинуть Лемму, полезай в бот. Герметизировать его не обязательно, главное, чтобы ты находился внутри. Остальное за мной. Удачи!
"Манта" молчала. Бортовые огни расцвечивали ее изящные вытянутые контуры. Мерцающий этот узор съеживался, сжимался в маленькое яркое созвездие, потом вдруг помрачнел и выключился.
Не особенно выделялся в звездном затмении и бот: проблесковый маяк не работал, а габаритные метки теплились еле-еле. Рем посмотрел на Сильвию. Сквозь защитные светофильтры он не видел ее лицо. Пухлый белый скафандр, голубые стяжки на суставах, массивный шлем и дымчатое окно одностороннего зрения. "Человек в скафандре как кукла,– думал Рем,– неуклюжая, безликая, большая – в человеческий рост...".
Бот снижался вертикально, метил головной иглой в поверхность, словно решил таранить спутник, сходу вонзиться в его диковинный лабиринт. Когда до безликого, без метеорных оспин, серого плато остались считанные мили, неудержимое падение стало казаться последним – гибельным. Автопилот, однако, имел иное мнение на этот счет. Он вывел катер из пике, прижал к поверхности, и бот, по уже заранее намеченной трассе, устремился к полюсу.
Они находились над Леммой. Бреющий полет здесь был безопасным: никаких тебе гор, возвышений, словно разгладили их некогда гигантским утюгом в скучную серую равнину. Лишь иногда, как редчайшее исключение, встречались холмики, неглубокие "вымоины", расселины. Возле катера скорость размывала все очертания, превращала поверхность в стремительную мутную реку...
Рем видел Лемму впервые – мрачно-серой, прихорошенной до унылой безликости бильярдного шара. Удивительная аура пылевого кокона подменяла в этом мире небо – мерцающая, серебристо-голубая, бисерно раскрашенная лучами самых ярких звезд.
Гонка к полюсу была весьма непродолжительной. Стремительный серый поток под днищем бота замедлился, потяжелел, распался на рукава, а потом и вовсе иссяк. Они почти остановились. Когда вдали показался внушительный вал пыли, окружавший панцирь по всему периметру, катер еще более сбавил ход, осторожно преодолел барьер и заскользил над поверхностью внешнего полюса.
Белым панцирь казался только в обычном дневном свете, кокон умалял его великолепие, перекрашивал в мутно-серое, со слабой голубизной, бельмо. Гигантские шестиугольные плиты были уложены так искусно, что даже с малого расстояния их грани казались еле приметной, очень тонкой паутиной. Получалось почти сплошное, неестественно гладкое и чистое поле. Где-то справа по борту мелькнул голубоватый глазок открытого колодца, но бот не свернул к нему, двигался только вперед, к брошенной базе.
Показался маяк "Амальтеи". Его ослепшая сигнальная сфера всплыла на изящной ажурной ножке, устремилась вверх и приподняла над кривизной горизонта основной купол базы. Он был охвачен тремя кольцами. Самое большое и приземистое из них покоилось непосредственно на базисной платформе. К его изломанному разнообразными конструкциями периметру и подрулил бот.
Рем пристыковал катер рядом с черепахами "Цеппелина". Автоматика шлюзовой камеры сработала исправно, и через четверть часа Рем, Сильвия и ее смотритель оказались внутри покинутой некогда в страшной спешке базы...
... Все спуталось, перемешалось в его сознании, как в быстротечном и неспокойном утреннем сне: мелькали образы, лица, невидимка голосом Лаймы заклинал не прыгать в колодец, а кибер все страшил и страшил икс-фактором. Гиканье, стоны, поддельные, но очень цветные и явственные ужасы вокруг – час-другой такой пытки вполне мог изнасиловать психику, припугнуть до крепкой икоты уж точно!
Зомби-защита вовремя отключила мозг. Рем ослеп, оглох, разучился мыслить... Нет, по настоящему он не умер, под броней охранительного торможения еще осталось что-то живое, цельное. Лишь, когда цепи коррекции согласовались с корой больших полушарий, Рем посмел возродиться.
Он очнулся на полпути к сто девятому боксу, как раз возле входа в центральный купол. Оставалась еще тупая боль в висках и, казалось, что на спине болтается увесистый ранец. Но самое важное – он вновь обрел способность трезво рассуждать и вполне сносно передвигаться.
Мозг "Амальтеи" мог и завираться, сочинять разные небылицы, но время воздействия на психику указал точно – двенадцать секунд. Как раз, чтобы выйти из рубки и успеть сделать с десяток неторопливых шагов. Так что же, икс-фактор существует?
Рем был циником и ничего не принимал на веру. Мало ли что возомнил себе кибер о Лемме, ее гравипульсациях и лабиринте! Мало ли что сочинила Лайма – Рем ни в чем еще не убедился, ничего не решил...
Не верь никому! С этой злой установкой существовал он уже пять лет, после тихого и тягостного расставания с самым преданным, как казалось, другом, любимым человеком. Никому! Только фактам – голым, неопровержимым и однозначным. Активность некой системы, предостережения Лаймы, встречное мышление, икс-фактор, его таинственный двойник... Рем держал это в уме, но исходил из реальности, понимаемой и принимаемой им лично. А в его системе координат с большой вероятностью существовала лишь пустынная "Амальтея", он сам и, пожалуй, еще Сильвия. Даже Лайма могла оказаться производной напряженного ожидания и одиночества!
Совершенно неожиданно реальность обогатилась новым действующим лицом: под сухие щелчки силового бича из бокса кубарем выкатился рыжеволосый детина. Смотритель не преследовал его в галерее. Робот остановился в дверном проеме, помигал брезгливо башней датчиков и убрался обратно в каюту Сильвии.
– У-у-у, пес поганый! – прохрипел рыжий, хватая воздух широко открытым ртом. Вне всяких сомнений, смотритель отхлестал его на совесть.
Только в одном случае робот имел право применить к человеку физическое воздействие: для его же спасения, либо защиты от него другого человека! "Вряд ли он искал у Сильвии прибежища или дружеского совета,– прикинул Рем.– Влез по наглому, не подозревая, что на базе остался действующий робот охранного типа – вот и схлопотал!"
– Не стоило соваться без спросу,– заметил Рем. Он без труда опознал в незваном госте ведущего энергетика монтажной группы Рутгера Ф.– Вероятно, кибер счел твои действия агрессивными.
Рутгер подскочил как ужаленный, словно в самом деле не видел Рема или принимал его за существо бесплотное и безголосое! Настороженность, недоверие, гнев – только не испуг отразились на его перекошенном гримасой боли лице.
– Ты кто еще такой?! – властно спросил он.– Откуда взялся?
– Оттуда,– Рем неопределенно махнул рукой в потолок. Он решил, что перед Рутгером пасовать нельзя – ни в коем случае не проявлять слабость! Если только Лайма сказала правду, и Рутгер в самом деле убийца, то он должен сразу получить отпор, почувствовать, что силе противостоит сила.
– Мне вот жутко интересно, что ты тут делаешь, парень? – невозмутимо спросил Рем и сделал шаг навстречу.
Рутгер, казалось, растерялся. Он пятился, оглядывался подозрительно, прислушивался к чему-то.
– Ничего не понимаю,– бормотал он.– Система напряжена, как никогда... Вероятно, Саке прав – сказалось вмешательство! Но почему ты не пресмыкаешься?
Рутгер овладел, наконец, собой. Он уперся в Рема тяжелым гипнотическим взглядом голодного ужа, толкнул скрытой в нем глухой неприязнью. Рем ощутил боль в спине, но и только.
– Выводи людей на поверхность,– сказал он, перекрывая проход в бокс,– нужно кое в чем разобраться.
Рутгер пыхтел, буравил пришельца бесцветными, полными злобы и возмущения глазами; вены на висках вздулись, лицо стало красным, почти багровым, а громадные волосатые ладони сжались в тяжеловесные кулаки боксера.
– Имей ввиду: помощь робота мне не понадобится,– предупредил Рем.– Разделаю тебя под грецкий орех в две секунды – голыми руками!
Рутгер закипал, ярость переполняла его и, казалось, драка неизбежна. Потом сила, гнетущая, вероятно, их обоих, пошла вдруг на убыль, и зомби-защита отключилась. Рутгер сразу сник.
– Еще увидимся! – гаркнул он, развернулся и зашагал прочь.
– Непременно,– бросил ему вдогонку Рем.
Кризис миновал. Рем чувствовал усталость, как после трех бессонных ночей кряду. В холле он столкнулся со смотрителем.
– Были гости? – поинтересовался он.
– Да,– ответил робот.– Я запретил входить, но он ослушался.
– Принеси-ка мне кофе и покрепче,– попросил Рем.
– И мне двойной! – послышалось из каюты.
Рем был настолько изможден, что даже не удивился. Когда он вошел в каюту, Сильвия торопливо укладывала волосы. "Женщина..."– подумал Рем и попытался улыбнуться.
– Что будем делать дальше? – спросила Сильвия.
– Не знаю,– признался Рем.– Можно прямо сейчас подняться на "Манту".
– Это не выход,– возразила Сильвия.– Раз мы уже здесь, надо попытаться хоть что-то выяснить.
– Согласен,– Рем отчаянно боролся со сном.– Лайма намекала, что мы теперь накрепко привязаны к Лемме. Оба!
– Угрозой сумасшествия? – предположила Сильвия.
– Вероятно. Ты помнишь болезнь?
– Помню ли я болезнь? – прошептала Сильвия.– Еще как!
Робот вкатил тележку с кофе, какими-то сладостями и изящной пузатой бутылью.
– Кто надоумил прихватить? – спросил удивленно Рем, рассматривая отменный старый коньяк.
– Лайма. Она в баре.
– Позовем? – предложила Сильвия.
– Успеется,– Рем откупорил коньяк и наполнил крохотные рюмки.– Кофе стынет, да и поболтать есть о чем.
Кофейник был большой, Рем все подливал кофе себе, Сильвии, они пили его маленькими глотками, иногда опрокидывали рюмки, молча, без тостов и глупых пожеланий, пока чудная смесь – кофе и коньяка – не воскресила их к жизни.
– Нет никакой болезни,– вспоминала Сильвия.– Это как бы иное качество жизни, бытия – сдвиг в иную плоскость восприятия мира. Для себя ты остаешься прежним, вполне нормальным человеком, но вот окружающее... Как бы точнее сказать?.. Деформируется! Противоречия, искривления, разные парадоксы начинаются с малого и касаются отдельных второстепенных деталей. Срабатывает психологическая защита, и все эти несуразности быстро учишься не замечать – мало ли что может почудиться! Компенсировать "деформацию", оправдывая ее переутомлением и разными подходящими предлогами, удается довольно долго. Человек постоянно слышит какой-то шорох, видит непонятное мерцание в темноте, странные сны...
– Сны? – перебил ее Рем.
– Да, очень красочные явственные сновидения. Лишь, когда очажки деформированной реальности сливаются в нечто большее и явно алогичное, образуют первые галлюцинации, начинаешь понимать, что с миром что-то происходит. Повторяю – с окружающим тебя миром! Рем, после экспедиции к Лемме я уже не работала и имела достаточно времени, чтобы заниматься собой. В дверь кто-то стучал, подпрыгивали стулья, пол становился то липким, то чрезвычайно скользким... Конечно, я предположила умственное расстройство. Прежде чем обратиться в Центр Мозга, я решила себя обследовать. Диагност-машина значительных отклонений в организме не обнаружила и предложила глубинное зондирование. Рем, я проходила его каждый день вплоть до убийства – и всегда безрезультатно! Какое там расщепление мышления?! Зонд не определил даже функциональных фобий! Я усложняла программу зондирования, меняла блоки диагноста – увы, машина считала меня практически здоровой. Структуры памяти, синтез, анализ, ассоциативное мышление – все в норме...
– Коэффициент интеллекта?
– Прежний, не снизился ни на один пункт. Представляешь?! А кругом происходит черт знает что – и чем дальше, тем хуже. Появились голоса разные: приказывают, просят, угрожают; из темных углов какие-то уродцы выползают, рожи строят, кривляются... Как ни крути – классические галлюцинации! Даже глупцу понятно, что здесь надо думать о расщеплении мышления, причем истинном, неизлечимом даже в наше время. А машина считает тебя нормальной! Каково?! И ты, в общем-то, согласен – изменился мир, только не ты... Тем не менее, я пыталась принимать мощные психокорректоры. Никакого эффекта: кругом шаровые молнии носятся, хрипы, стоны, тени хныкают, отплясывают танец живота... Настоящий шабаш, только ведьмы на метлах еще не летают! Я разуверилась в диагносте, выискала в психологических опросниках древние тест-таблицы и устроила себе же строжайший экзамен. В худшем случае получалась невротизация личности, никакого там снижения интеллекта или уплощения эмоций.
– Вот здесь ты ошибаешься,– возразил Рем.– Существенное изменение эмоционального фона – подавленность, недоверчивость, даже озлобленность – у тебя заметили вскоре после возвращения с Леммы.
– Конечно, настроение будет скверным, когда кажется, что потихоньку сходишь с ума! Ухудшится сон, аппетит – но это результат психологического шока и только! Постепенно все менее абсурдным становится следующий вывод: поскольку ты здоров и умственно полноценен, значит реальность в самом деле изменилась, что-то или кто-то весьма зло над тобой шутит. Ты становишься настороженным, подозрительным, приспосабливаешься к обстоятельствам, упорно ищешь в происходящем какую-то логику, подвох, коварный умысел. Ищешь и не находишь! Опознавать искажения все труднее, граница между бредом и реальностью размывается, исчезает, и пути назад, к здравому смыслу, уже нет. Ты попадаешь в фантастический мир, противоречивый, иррациональный, существующий по сказочным законам. Пластичность форм любой вещи или существа, мгновенные перемещения, невероятные трансформации, буйство красок, звуков, незнакомых ранее ощущений... Мир спятил окончательно! Ты здесь пришелец, чужой, никому не нужен со своим постоянством и постной рожей. Ты, вероятно, обречен на гибель, в лучшем случае – на прозябание безногого калеки. Почему?! Умереть тебе не дает твое же прошлое – физически ты остался в нем...
– Что же получается? – удивился Рем.– Реальность, как бы, расщепляется?
– Что-то в этом роде,– согласилась Сильвия.– Телесная оболочка застревает в старой системе координат – здесь ее опекают, помещают в приют вроде станции "Марс-8", но мысль, разум и, если угодно, душа существуют уже в совершенно другом измерении. Конечно, такой человек неполноценен.
– Ловушка, капкан для души человеческой,– размышлял Рем.– И, вопреки всему, человек не чувствует себя ущербным?
– Да, с его точки зрения, извратилась реальность. Мирозданий ведь великое множество – в каждом сознании свой отпечаток, каждый человек живет так, будто Вселенная вертится вокруг него и только! Среди этого множества вполне могут быть и диковинные реальности, видимые душевнобольными...
– Или существующие только в их воображении,– заметил Рем.– Расщепленная реальность, иной, почти параллельный мир – противовес нашему, материальному и осязаемому... Нескладно и надуманно все получается. Сильвия, это болезнь, грубое нарушение мышления.
– Как ты сказал – иной мир? Да, разительно иной, отличный от нашего; легкий, цветной, по своему прекрасный. Очень реальный, его надо видеть хотя бы краешком глаза. Недаром говорят, что все гении чудаковаты, даже немножко безумны! Мне теперь кажется, что именно в том, безумно ином мире и черпают они вдохновение!..
– Радостный, легкий... И убивающий! – уточнил Рем.
– Компенсировать раздвоение между реальностями все труднее, раньше или позже происходит срыв,– вздохнула Сильвия.– Убийство, самоубийство, агрессивное поведение, тяжелые депрессии, мании...
– Почему убивала ты? – спросил Рем.
Морщины тягостного раздумья состарили лицо Сильвии, сделали растерянным и напряженным.
– Как жаль, что исправить ничего нельзя,– очень тихо, почти шепотом сказала Сильвия,– как жаль...
Она покосилась на смотрителя.
– Рем, мир иной реален, как этот робот. Я существовала в нем вплоть до вчерашней ночи. Там же, вероятно, находятся и остальные подопечные Ортеги – осознают его, видят, воспринимают как единственную непреложную истину. Это сложно объяснить. Все началось с ночных кошмаров. Даже десять-двенадцать часов сна не давали отдыха, я просыпалась разбитой, с головной болью и звоном в ушах. И так изо дня в день, несколько месяцев кряду. Работать в таком состоянии, я, конечно, уже не могла: из рук все валится, сосредоточиться никак не удается, да и желания заниматься чем-либо уже не осталось. Галактическую сеть пришлось бросить, когда открылось двойное видение. Я воспринимала две реальности одновременно: мир, в котором существовала до сих пор, и иной, непонятный и все более пугающий. Он выглядывал из темных углов, подворотен, пустынных комнат и заброшенных шахт подземки сначала робкой серой сеточкой, потом контраст усилился, стали различаться очертания, формы. Видения проецировались уже в дневную жизнь, смешались с ней, и только черно-белый окрас выдавал еще их "потустороннее" происхождение. Кризис наступил, когда "мир иной" стал цветным и озвученным, и различать, где какая реальность было невозможно. Я натыкалась на стены, не узнавала знакомых, пугалась обыкновенного шепота, как грома среди ясного неба... Понимаешь, Рем, я видела и слышала иначе!
– Ты потеряла ориентацию в пространстве и времени,– предположил Рем.– Мозг – сложнейшее устройство, поврежденный или разлаженный, он нарисует в твоем воображении все что угодно. Ты сходила с ума!
– Ты мне не веришь,– вздохнула Сильвия.
– Почему же, я не сомневаюсь, что для тебя все происходило именно так!
– Я не отвечала на звонки, разорвала старые связи, свела контакты с внешним миром к необходимому минимуму. Я еще пыталась что-то читать, разобраться в своих ощущениях, как-то приспособиться... Потом прослышала об эвакуации "Амальтеи" и поняла, что обречена.
Случались, впрочем, улучшения. Я вновь могла общаться, выходить кое с кем... Мы сидели с тем парнем на тисовой аллее, было такое глубокое звездное небо. Звезды меня успокаивали. Я радовалась, что могу вот так сидеть и наслаждаться их мерцанием – как нормальный человек! Подумала, помнится, что, может быть, еще все обойдется...
Прежняя, "истинная" реальность сменилась "иной", бредовой молниеносно. Я вдруг обнаружила в руках осиновый кол. Вампир лапал меня грязными ручищами и тянулся оскаленной пастью к шее. Я не успела удивиться, осознать абсурдность и невозможность происходящего. Не раздумывая, я вонзила кол ему в грудь и со жгучим интересом наблюдала, как кровопивец усыхает на смертельном для него осиновом жале. Вот так! И лишь потом я осмотрелась.
Мир иной был странным, чуждым, пугающим. Преобразились деревья: каждый ствол защищен длинными шипами, крона без единого листика, скрюченные ветви шевелятся как щупальца осьминога, скрипят... Небо – сплошная чернильная клякса. Под ногами море пушистых сероватых одуванчиков; в нем ползает какая-то живность, стрекочет, норовит ухватить за щиколотку цепкими усиками. Неровная, вся в колдобинах, дорога петляет, изгибается к невысокому уступу, на котором мы с околевшим вампиром и сидим. Напротив стоит такое же чудовище с чересчур длинными клыками, ехидно ухмыляется, нагибается к неудачливому собрату, дабы убедиться, что тот действительно отдал концы. Убийца крепко-крепко держит меня за предплечье тонкой холеной рукой аристократа-извращенца. Он не подозревает, что я припрятала за спиной увесистый, отточенный, как топор первобытного человека, булыжник. От удара в висок его череп колется, как скорлупа гнилого ореха. Все с тем же оскалом мясника-убийцы, чудовище валится навзничь, а я в ужасе бегу прочь. Прочь от этого абсурда, кошмарной кровавой сказки!!!
Вампиры и испачканное чернилами небо не существуют, успокаиваю я себя, это бред, галлюцинации... Я больна – душевнобольна! Мне бы в Центр Мозга сейчас... Но как его найти? Эти одуванчики, уродливые деревья... Здесь не воспользуешься мобилом, не свяжешься с кем-либо... Браслет связи?! На SOS-позывные спасатели являются в считанные секунды! Браслет?!!
Увы... Платье удлинилось в свободную, до пят, белоснежную тунику, туфли преобразились в неудобные остроносые сандалии, а коммуникатор на левом запястье в украшение – драгоценное, изящное, но столь же сейчас бесполезное. Быть такого не может! Я тщательно рассматриваю кольцо из червонного золота, касаюсь вкрапленных в нем алмазов, но они не загораются как сенсоры браслета, все так же отражают фиолетовое небо. Тем не менее, это браслет, изменившийся непостижимым образом в моем восприятии – я уверена. Грязные одуванчики, деревья-колючки – все тот же парк и, следовательно, эта ухабистая дорога не что иное, как тисовая аллея!
Помню ее отчетливо, ходила здесь сотни, тысячи раз. Где-то рядом центр Галактического Вещания. Там должны быть люди, они помогут. Бегу без оглядки, вдогонку шум, улюлюканье. Бегу, как от самой смерти! Здание Центра напоминает обветрившуюся скалу, всю в трещинах, изъеденную мхом. Отвратительное чудовище пытается цапнуть меня за колено. Бью ногой в его изогнутый клюв и бросаюсь наутек. Я в панике, бреду неизвестно куда, зачем... Начинается дождь, самый настоящий ливень. Чернильные кляксы пачкают мою тунику, руки, лицо. Я в отчаянии...
Впереди какая-то тень. Еще один уродец? Нет, человек, мальчик. И чем ближе и четче его лицо, тем бледнее становится фиолетовый кошмар, превращается в обычную осеннюю морось! Стоит только отвести глаза, опасливо покоситься на обочину, и кошмар возрождается – чернильно-фиолетовый, с одуванчиками и шипами на стволах деревьев... Я смотрю на избавителя как на икону, но мальчик почему-то пугается, пятится с широко раскрытым ртом, пытается бежать. Бросает меня в этом страшном мире! Я преследую его, зову, прошу, умоляю, ору, плачу!.. Я не могу его упустить. Он моя последняя надежда, единственный мостик к здравому смыслу! Но нет, сорванец несется как спринтер, страх окрылил его, и вместе с ним отдаляется мокрая мостовая, дождливая осень и еще мерцающие в разрывах туч звезды. Я на ходу сбрасываю туфли и делаю последнее усилие. Сейчас или никогда! Громадная хищная птица нагоняет нас, небрежным взмахом крыла валит с ног и оглушает пронзительным свистом. Я теряю сознание...
Сильвия заключила:
– Никогда позже мир иной не являлся мне так явственно и страшно!
– Тебя пытались лечить,– объяснил Рем.– Удалось изменить структуру бреда: подавить страх, чувство тревоги, агрессию как защитную реакцию на мнимую опасность. Даже поддерживали иногда в состоянии легкой эйфории – вот мир иной и казался тебе впоследствии радостным и легким.
– Ты мне не веришь,– с сожалением повторила Сильвия.– Не веришь! Да, потом было покойнее как-то, легче. Но в прежнюю, "истинную" реальность я уже не вернулась. Мир утратил стройность, целостность, превратился в калейдоскоп событий, образов, стал пластичным. Никакого постоянства! Все формы произвольно меняются: можешь уменьшить человека до размеров сказочного гнома, отрастить ему горб, рога – что только в голову взбредет! То же происходит с роботами, кустами, строениями – всем, что тебя окружает. Цвета яркие, сочные, все оттенки. Какие запахи! А звуки?! Они, как музыка, гениальная симфония жизни... Ты слушаешь и смотришь это действо с наслаждением, не в состоянии оторваться. Ты сам себе Бог и палач!
– Существовал когда-то опаснейший галлюциноген – ЛСД, он провоцировал искусственную шизофрению со схожей клиникой,– подметил Рем.– Эйфория, транс... Человек сразу становился зависимым и довольно быстро погибал.
– Да, что-то сродни затяжному наркотическому опьянению... Очнулась я здесь, в этом боксе, сутки назад.
– Мир иной, "симфония жизни"...– сомневался Рем.– Ты слышала что-нибудь о парадоксе Немьюла и встречном мышлении?
– Нет.
– Как объяснить твой возврат в "истинную" реальность именно сейчас?
– Не знаю. Милостью Божией... Рем, зачем ты притащил меня на "Амальтею"?!
– А ты что, соскучилась за станцией "Марс-8"?
– Нет. Но я не хочу еще раз услышать "симфонию жизни". Я боюсь, очень боюсь вновь потерять "истинную" реальность! Это жестокая пытка!
– Живы будем – не помрем! – неопределенно ответил Рем.– Здесь, на "Амальтее", вспомнить себя, грезила ты. Что бы это значило?
– Сны. Инсценировка гениальная, в реальность веришь сразу, и ты в них – главное действующее лицо. Ситуации самые разные, время действия тоже. Иногда существуешь в далеком прошлом, задолго до рождения – "вспоминаешь" себя! Это первый, но весьма важный шаг в мир иной. Рем, ты уже "вспоминал"?
– Эти сновидения,– уклонился Рем,– они объявились после эты Киля?
– Да, вскоре после возвращения. Что-то плохо мне – устала, звон в ушах...
Встревожился и Рем. Зомби-защита не включалась, но шею свело, да так, что он еле ею ворочал. Опять икс-фактор? Или ему почудилось? Нет, не к добру это...
– Хорошо, разбегаемся смотреть сны,– сказал он, вставая,– одень гипнообруч, так вернее. И последний вопрос: что привело тебя тогда на Лемму?
Сильвия переменилась. Подавленная, мрачная, она смотрела почему-то на кофейник, как на "адскую машину", неумолимый контур самоликвидатора.
– Это было так давно,– вспоминала она.– Отторгнутый мир, Натан...
– Все началось с "Кондора-3"?
– Работая над "Искусством отторгнутого мира", я познакомилась с Натаном. Он меня поразил. Сильная, незаурядная личность. Только перед моим отбытием он обмолвился о "Кондоре-3". Скупо, неохотно. Он уверял, что в самом деле ничего не помнит. Он не представлял, как за каких-то полчаса мог голыми руками растерзать экипаж корабля – близких, дорогих ему людей! Конечно, он многое передумал, пытался разобраться в том, что случилось. Он склонялся к мысли, что злую шутку с ним сыграла Лемма. Из всего патруля только он высаживался на ее поверхность. Незадолго до трагедии ему снились странные сны. Тогда я не придала этому значения. Очевидно, он "вспоминал"! Понимаешь?! Это первая жертва Леммы. В той или иной форме он пережил психоз, поразивший много лет спустя "Амальтею"! Непонятно, почему приступ был кратковременным и однократным... Так я вышла на Лемму и "Кондор-3". А там как раз корабль-инспектор подвернулся...
Мир не то, что переменил качество – он взорвался! Кофейно-коньячный интим в мягких креслах, прелестная женщина, поздний вечер – кто-то перечеркнул эту реальность, разрушил, более того, коварно подменил иной, злой и неожиданной. Чей-то дикий звериный крик, звон бьющегося стекла, зловещие отблески костра на скользких, покрытых кое-где рыжим мхом стенах пещеры... Пещеры?!
Отчаянный спазм зомби-защиты изгнал наваждение, но совершенно обездвижил Рема. Он беспомощно смотрел, как Сильвия брезгливо снимает смирительный комбинезон и ничего не мог предпринять. "Где же смотритель? – думал Рем.– Почему ее не остановит?"
Сильвия прыгнула как большая хищная кошка и, возможно, вцепилась бы Рему в лицо и шею растопыренными пальцами, не сумей он пошатнуться и упасть. Рем грохнулся бесчувственной болванкой на правый бок, ударился плечом и затылком о тележку со сладостями и вдруг почувствовал, что гибельный паралич минует.
Горловина бутылки с безобразно острыми лепестками наиболее применимое и грозное оружие в кабацкой драке. Первым делом Рем выбил этот стеклянный "цветок" из кулака Сильвии, болевым захватом сбросил ее с себя, прижал к полу и вывернул руки за спину.
– Ты почему зеваешь?!! – заорал он на смотрителя.
– Встречное мышление,– прогнусавил виновато робот.– Пока программа-элиминатор производит ревизию интеллекта, я беспомощен.
Они уложили бьющуюся в конвульсиях Сильвию на кровать, натянули усмиритель и обездвижили.
– Никаких психотропных средств,– предупредил Рем, одевая ей гипнообруч.– Пусть спит. До утра!
Рем настроил систему на режим глубокого, без сновидений, сна.
– Уберешься здесь,– бросил он напоследок смотрителю.
В холле отозвался Мозг "Амальтеи".
– Пульсация икс-фактора,– прокашлялся он.– Неслыханная интенсивность. Я не припоминаю столь резкого скачкообразного импульса!
Рем смертельно устал и не собирался объясняться с кибером. Хватит, наболтался сегодня вдоволь – за все предыдущие дни! Только б не уснуть в душевой кабине, успеть добраться до постели.
Он не стал разыскивать Лайму...
© И. Желем
