несовместимость
Посреди тропы стоял крупный брюхастый паук. Он широко расставил свои мохнатые конечности с отвратительными кривыми коготками на каждом суставе и явно не собирался уступать кому-либо место. Его оранжевое, неприятно лоснящееся зловонной смазкой яйцеобразное туловище мерно покачивалось, грязноватая шерсть топорщилась на загривке, а громадные фасеточные глаза буравили пришельца откровенной неприязнью. Под ними разместился клюв. Он был чудовищно изогнут и не мог плотно сомкнуться даже при большом желании его носителя...
"Редкостный урод...",– был вынужден признать Захар. Он вынул из набедренного кармана мощный пульсатор. Он вовсе не собирался заклинать эту упрямую безмозглую тварь. В лесу – совершенно диком и первобытном – побеждал сильнейший и только... Он навел прицельный лучик промежду глаз чудовища и с пребольшим удовольствием вколотил в это мерзкое неземное создание четыре импульса – один за другим. Уродец подпрыгнул, затрепыхался, словно подключили его к высоковольтной линии – и свалился в колючие, выделяющие густой едкий запах, заросли. Захар не обращал внимание на его возмущенный храп и кудахтанье. Он улыбнулся и проследовал далее с чувством выполненного долга.
Он возвращался где-то через час. Паук сидел на прежнем месте – посреди тропы.
– Быстро же ты оклемался,– изумился Захар и потянулся за излучателем.– Вот глупый козе...оо-ууу...
Развить образ аборигена и вскрыть подробнейшим образом все его недостатки он уже не смог. Он попросту не успел. Очень мягко, с грациозностью умелого танцовщика, паук оттолкнулся конечностями и, вращаясь в прыжке вокруг вертикальной оси, нанес пришельцу сильнейший удар в грудь и голову. Захар кувыркнулся как нетрезвый цирковой акробат и свалился в заросли вонючего неземного кустарника...
Хоо не мог внятно объяснить, почему он вдруг оказался в колючке и кто посодействовал ему в этом предприятии. Кое-какие подозрения у него, конечно, имелись... Двуногий недвусмысленно угрожал Хоо какой-то короткой толстой дубинкой, потом вспыхнул рубиновый луч, а потом, по этому лучу, скользнул очень яркий зеленоватый шарик. Хоо всегда считал себя очень ловким и сообразительным. Он был уверен, что успеет увернуться – но, увы, не успел! Шарик угодил ему прямехонько в лоб, и Хоо сразу почувствовал себя плохо. Ну просто совершенно отвратительно... Его лапы свело судорогой, клюв заскрежетал от бесполезного усилия, а глаза переполнились лимфой, посинели и чуть не выметнулись из глазниц. Хоо попытался взвыть, взреветь так, чтобы дрогнули гигантские "секвойи" вокруг, но его фоновые сужения тоже охватил жестокий спазм. Он был способен только сипло кудахтать и раздувать из тягучей слюны громадные разноцветные пузыри. Он валился под откос медленно и совершенно беспомощно – как бревно – и, к тому же, в полном сознании. Он внутренне содрогался от одной только мысли о жгуче-ядовитых шипах, об острия которых ему предстояло тормозиться, потом он тормозился и содрогался уже от весьма неприятных ощущений, а потом... Потом он еще долго и рьяно блевал, полностью освобождая желудок от скопившейся за три дня пищи.
Возвращение на пост было трудным, требовало немалых усилий и сноровки. Во всяком случае, когда двуногий увалень вновь возникнул на тропе, Хоо сидел на прежнем месте и выкусывал занозы из брюха и своих длиннющих мохнатых лап. Он был пристыжен, голоден – и неимоверно зол. Он понимал, что за время его вынужденного и весьма унизительного отсутствия движение на тропе было интенсивным, и вновь насытиться ему придется нескоро.
Ох и зол же был Хоо – на двуногую сволочь! Когда пришелец оказался на расстоянии прыжка, Хоо уже не колебался. Он прыгнул и вложил в удар всю свою обиду и желчь. Двуногий даже не пикнул. Он молча взлетел в воздух и так, кувыркаясь, рухнул в колючую пропасть... Хоо смотрел, как он барахтается в кустарнике, и все более удивлялся. Две толстые опорные конечности, неуклюжее, вертикально посаженное туловище с парой коротеньких пятипалых захватов, какой-то дурацкий полупрозрачный колпак... "Ну и уродец!..",– подумал Хоо. Он презрительно фыркнул и занял свое место на тропе.
Легкий универсальный скафандр для планет земного типа был сработан на совесть. Острые шипы не пронзили даже внешней его оболочки. Уцелел и весьма хрупкий с виду шлем. Он только прогнулся в том месте, где насекомое так люто долбануло клювом. Хуже обстояло дело с тем, кто находился внутри скафандра. Захар терял сознание, потом пытался вспомнить, что же, собственно, с ним произошло, и что за страшилище уставилось на него сверху.
– Образина глазастая...– простонал освоитель, когда сотрясенные его мысли кое-как упорядочились.– Сейчас я устрою тебе бег с препятствиями! Ты у меня попрыгаешь, подлюга, ох и попрыгаешь...
Захар потянулся к набедренному карману и, к своему ужасу, не обнаружил там пульсатор. Увы, не пристегнутый, как полагается, к поясу, он выскользнул при падении и затерялся теперь где-то среди изогнутых стеблей кустарника и странно раздвоенных на кончиках пушистых листьев. Захар мрачно смотрел поверх этой колючей поросли. Дальше был глубокий, очень глубокий овраг. Его сумка с образцами провисла на каком-то крючковатом суке метрах в двадцати ниже и казалась теперь недосягаемой. "И черт с ней...",– подумал Захар. Он мог с таким же успехом болтаться сейчас вместо этой сумки, как висельник, или вообще лежать на дне оврага с перебитым позвоночником и умирать медленной мучительной смертью.
– И на кой черт мне понадобились эти "псевдобриллианты"? – простонал Захар, горько сожалея о своем решении приземлить в последний раз шлюпку. Он получил сполна – за свою беспечность, нездоровую любознательность, алчное, где-то, желание раздобыть еще более "красивый" камешек... Его голова гудела как пчелиный рой в улье, из разбитых губы и носа сочилась кровь, а в правом боку пульсировала острая кинжальная боль. "Перелом,– подумал Захар.– В лучшем случае трещина...".
Осторожно, цепляясь за стебли, он отодвинулся подальше от обрыва и принялся себя чинить. Он уколол что-то в ягодицу, потом в бедро... Потом он ощупал грудь и убедился, что ребра все-таки целы. Труднее всего пришлось с лицом. Захар умудрился вынуть кое-как руку из рукава и пропихнуть ладонь в шлем. Только так он смог тампонировать нос, губу, потом очистить подшлемное кольцо от крови. Наркотики действовали, и боль постепенно утихала. Он смог унять теперь старческую дрожь в руках и кое-как собраться с мыслями.
Первым делом ему предстояло выдраться из этой "колющейся" и довольно зловонной западни. Он загребал под себя локтями сухой грунт, цеплялся за кочки рыжеватой жухлой травы, щупальца корней, какие-то ветки... Далеко не с первой попытки и постоянно вспоминая чью-то мать Захар опять поднялся на тропу и с трудом отдышался. Он оглянулся. Овраг? Почти пропасть, коварная и весьма неприметная щель. В такую свалишься и не поймешь, собственно, в чем дело. Если б не кустарник... Да, он мог погибнуть – на этой безобиднейшей планете! И кто бы мог подумать...
Задача оставалась прежней. Захару предстояло как-то разминуться с удивительно уродливой тварью на тропе. Поскольку тропа было довольно узкой, это означало, что кто-то из них – Захар или паук – должен убраться в лес, либо... Либо спрыгнуть в кустарник! Захар, вообще-то, никогда не страдал манией величия. Он мог отступить обратно в лес и, если очень понадобится, осторожно спуститься к краю оврага. Проблема состояла в том, что эта его уступчивость как раз ничего не решала. Паук не собирался двигаться с места. Он основался на узенькой тропке всерьез и надолго.
Захар вздохнул. Увы, может случиться и так, что ему придется убить это насекомое. Людям строжайше воспрещалось трогать астрофауну где бы то ни было, даже на самой дикой и первобытной планете. Считалось что люди, единственные разумные существа в этой галактике, должны быть терпимыми, великодушными и весьма предусмотрительными. Люди как боги! Особо упрямых и несговорчивых существ отпугивали лучом пульсатора. Быстротечный паралич, рвотный рефлекс... Животное сразу теряло интерес к двуногому и обращалось в бегство. Случалось, конечно, всякое... Когда человеку угрожала нешуточная опасность – быть сожранным, например, плотоядным чудовищем – кодекс галактической морали разрешал применять оружие и стрелять по всему, что движется! Захар вздохнул – но не огорчился. Он испытывал к насекомому такое отвращение, что его устранение в той или иной форме считал своим долгом по отношению к... К кому? Да ко всему человечеству!!! Ни больше, ни меньше...
Да, как ни странно, люди были единственными разумными существами в этой галактике. Пресловутых братьев по разуму уже и не искали. Перспективные планеты, конечно, были взяты на учет, их изредка осматривали... Как, например, и этот удаленный рыжий мир. Сплошные леса, мелкая и довольно безобидная живность, множество озер, рек – и ни одного мало-мальски крупного моря. Пауки, самые крупные представители местной фауны, питались плодами, осложнений избегали и человечинкой явно не баловались.
Где-то раз в полсотни лет к планете заворачивал большой корабль-инспектор. Очередная миссия в системе подходила к концу, когда кто-то вспомнил, что марсианский Звездный центр просил прихватить для их коллекции уникальные "черные" алмазы, встречающиеся только на этой планете. Крупные, размером с кулак, совершенно прозрачные в сумерках, они уже в первых лучах солнца теряли таинственное целомудрие, становились почти непроницаемыми и черными, как кусочек антрацита. Сверкали только их грани – очень ярко, живо, лучами растворившейся в них оранжевой звезды. "Черный" алмаз в удивительной лучевой сеточке был красивейшим камнем во Вселенной. Слетать за ним и вызвался изнывающий от безделья Захар.
– Не ждите меня к утру,– предупредил он, усаживаясь в шлюпку.– Я полетаю еще напоследок, посмотрю, что там и как...
Насмотрелся он вдоволь, пересек, без малого, целое полушарие. Он не отклонялся от экватора, шел на малой скорости и довольно низко, дабы не прозевать залежи "черных" сокровищ. Он наполнил алмазами четыре емких контейнера, и потом, войдя в поисковый азарт, набил диковинными камнями и пустой багажный отсек. "Черные" кристаллы отличались друг от друга размером, оттенком лучевой сеточки и разным количеством граней. Довольно крупные камни Захар обнаружил на склоне невысокой горной гряды, под сенью безликих скальных валунов. Для их кают-компании он присмотрел большой – с человеческую голову – кусочек "антрацита". Но самые красивые, уникальные даже для этой планеты алмазы он встретил на неожиданной отмели среди длиннющего, изломанного в угловатый зигзаг озера. Когда-то здесь, наверное, был островок, но уровень воды поднялся и притопил его. На илистом, в полуметре, дне Захар увидел характерные черные вкрапления. Он выдвинул клешню-манипулятор, зачерпнул грунт, промыл его в воде и, когда пустая порода отделилась, подтянул ковш к обтекателю шлюпки – и ахнул! Такая разновидность камня, насколько он мог припомнить, еще никому не встречалась! Лучевая сеточка пронзала весь кристалл – и стыки граней, и их черную полупрозрачную в это время плоскость. Тончайшие лучи многократно преломлялись и, как бы, освещали алмаз изнутри. В самом центре кристалла таился совершенно черный, непроницаемый даже для этих лучей вытянутый овальный глазок...
Захар выбросил за борт содержимое двух контейнеров и багажного отсека – и наполнил их удивительными сокровищами. Он решил, что если встретит еще более красивые алмазы, то сбросит "обычные" камни из оставшихся грузовых емкостей. Но было время искать, и время улетать прочь – убираться на свою орбиту! Почти двухдневный перелет утомил его, и Захар уже хотел закругляться, когда сквозь оранжево-рыжие игольчатые кроны местных "секвой" вдруг приметил в подлеске необычное голубое мерцание. Деревья стояли здесь скучено, теснили друг друга толстыми крючковатыми ветвями и садить шлюпку, продавливая их днищем, было бы непросто – даже небезопасно. Только в полумиле Захар обнаружил небольшой безлесный пятачок. "Пройдусь, разомну напоследок мышцы,– решил Захар.– Посмотрю, что же там мерцает – и немедля поднимаюсь на орбиту!"
Это был минерал – ничем не примечательный, мутно-серый, не представляющий никакой ценности. Нет, Захар не расстроился. Он получил удовольствие от этой прогулки. Оранжевый лес. Запахи, звуки... Он понимал, что следующий корабль войдет в систему только через полвека, и он, Захар, к тому времени уже будет дряхлым стариком. Он никогда сюда не вернется. Останутся только воспоминания – о черных алмазах на песчаной отмели и этой маленькой его экспедиции. Он собрал несколько мутно-серых камешков, бросил образцы в сумку и направился к шлюпке. На тропе его поджидал паук...
Они пронзали друг друга навылет флюидами ненависти – человек и это странное насекомое. Захар видел шлюпку в подлеске, наблюдал проблески ее бортового маяка, слышал даже морзянку автопилота – и, увы, не мог к ней проследовать. Захар вдруг понял, что паук совсем не случайно избрал это место для стоянки. Тропинка, собственно, проходила по откосу. Справа колючий кустарник и овраг, слева почти отвесная, в два человеческих роста, стена с какими-то отвратительными слизистыми наростами, желто-коричневым мхом и вялыми, как спавшиеся обескровленные сосуды, лианами. А впереди... Впереди на террасе-ступеньке, по которой тропа и миновала это узкое место, устроилась помесь стрекозы с альбатросом, прыгающая, вдобавок, как кенгуру! Здесь паук контролировал ситуацию. Он был хозяином тропы...
Захар не мог воспользоваться выносным блоком управления и "призвать" шлюпку на помощь – он попросту не прихватил пульт с собой. Он не мог применить оружие. Излучатель затерялся где-то в кустарнике. Спустя сотни тысяч лет не менее отвратительные потомки этого чудовища обнаружат пульсатор и, возможно, будут спорить о "посещении" и таинственных древних сверхцивилизациях. Через сотни тысяч лет... Увы, сейчас Захар обладал только обычным ножом освоителя.
– Лучом бы тебя садануть... – уже со злостью прошептал Захар, вспоминая утерянный пульсатор. Он вдруг понял, что совершенно бессилен перед странным капризом этого громадного примитивного насекомого. Захар не был знаком с местностью. Пауки, неприметные овраги, дремучий первобытный лес... Попытка обойти тропу могла окончиться плачевно. Он мог потеряться окончательно и, даже, случайно погибнуть. По непреложному правилу он должен оставаться возле шлюпки при любых обстоятельствах. Здесь спасатели будут искать его в первую очередь. "Где-то через двое суток,– подумал Захар.– Не раньше...". Он сам назначил контрольное время. Он предупреждал, что задержится.
SOS-пульсатор. В каждом скафандре был аварийный бипер. Его непременно услышат. Захар мог воспользоваться им немедленно – всего лишь выжать клавишу на грудном щитке. Громадный корабль-матка на высокой орбите содрогнется от тревожного рева, полусонные люди побегут в трюм, к спасательным шлюпкам, а потом... Потом штурмовой бот на максимальной скорости врежется в атмосферу, пронзит вон тот облачный слой на горизонте и зависнет прямо над тропой, чтобы спугнуть упрямое насекомое и помочь его преподобию Захару проследовать к шлюпке... Захар вздохнул. Нет, его решительно не поймут. Скандала, конечно, не случится, но его обхохочут и потом еще долго будут вспоминать за "рюмкой чая"...
– Там, в большом космосе, умение постоять за себя – дело первейшее,– советовал ему когда-то бывалый фанатик-освоитель.– Но напролом идти не стоит. Уж лучше уклониться от удара, обойти препятствие, обратиться в банальное бегство – и уцелеть!
Постоять за себя... Захар угрюмо посмотрел на паука. Насекомое прогнуло туловище – как залежавшийся в сладкой дреме пес, потом разжало клюв и взвыло по-волчьи. Захар попятился в лес, но паук не стал его преследовать. Он устроился на тропе поудобнее и, как казалось пришельцу, пресладко зевнул. Рыжий закат, сумерки... "Глупая, безобразная, мерзкая скотина,– подумал Захар.– Будь на то моя воля, я скормил бы тебя маленькими кусочками стае дингозавров! Не слышал о таких?! О, это чрезвычайно прожорливые твари...".
Захар перестроил шлем на режим ночного видения и внимательно осмотрел нож. В человеческой ладони силовой контур внутри рукояти замыкался, и лезвие вспыхивало особой каймой дестабилизации. Органику такой нож рассекал шутя, как масло. При достаточном усилии он погружался даже в армированный стальной лист.
"Нет, бросать не стоит",– решил Захар. Нож, конечно, пронзил бы жертву навылет, но Захар мог промахнуться и остаться вообще без всякого оружия. Он вернулся в лес, обрубил ветвь потолще и выстрогал из нее длинную увесистую булаву. Он улыбнулся. Да, вот с такими дубинками род человеческий и начинал когда-то покорять вселенную. Материки, планеты, звезды... Кто бы мог подумать, что через сотни тысяч лет его сверхразвитый потомок опять вооружится дубинкой и с диким звериным ревом пойдет в атаку?!
Паук не дрогнул. Он молниеносно оценил ситуацию, уклонился от удара и, даже, выбил дубинку из рук агрессора. А потом он прыгнул – легко, грациозно, вращаясь вдоль продольной оси. Захар тоже был не промах. Он предвидел подобный ход событий и, как только насекомое взмыло в воздух, немедленно ретировался в лес. Так бесславно провалилась его первая атака...
Он предпринимал, конечно, и другие попытки прорваться к своей "летающей тарелке". Он выстрогал из нежной поросли местного псевдобамбука что-то наподобие копий и попытался хотя бы одно из них воткнуть пауку в бок. Когда-то, еще в лицее, он показывал неплохие результаты, но сейчас броски не получались. Четвертый бросок, самый мощный и прицельный, пришелся насекомому в торс, но паук даже не шелохнулся. Копье скользнуло вдоль туловища и упало на тропу. "Глаз! – догадался Захар.– Вот выковыряю сейчас глаз, и сукину сыну вмиг отхочется здесь сидеть...". Следующий бросок не состоялся. Паук вдруг резво – очень резво – засеменил пришельцу навстречу, и Захар немедленно обратился в бегство. Паук не преследовал его в лесу. Он собрал копья, забросил их подальше в овраг и преспокойно вернулся на прежнее место. "Вот сволочь!!! – взвыл Захар.– Сволочь, падло, мразь...". Он смачно харкнул, но плевок угодил на внутреннюю поверхность гермошлема. "У-у-у...– простонал Захар.– О-о-о...".
Лук? Он отказался от этой идеи. Лучник он никакой, да и тетиву в таких условиях он вряд ли смастерит. А вот припугнуть насекомое огнем, пожалуй, стоит. В этой галактике огня боялись все животные – даже самые глупые и свирепые. Он собрал сухой хворост, перехватил его куском лианы, подцепил к единственной уцелевшей пике и попытался поджечь раскаленным кончиком ножа. Местная древесина горела скверно. Она воспламенялась с подозрительным шипением и непонятным хрустом, и вспыхнула только после неоднократных и настойчивых попыток. Удивительное оранжевое пламя... Дышал Захар местным воздухом, и даже сквозь мощные фильтры он чувствовал странное, почти дурманящее благовоние.
Захар попытался ткнуть пылающий факел чудовищу прямо в клюв. Оказалось, однако, что огонь не имел гипнотически-пугающего воздействия на здешнее зверье. Без особой почтительности к этому виду преобразования энергии, паук попытался ухватиться за горящий конец факела. Поскольку его наружные покровы были рассчитаны на температуры более низкие, он взвыл и с возмущенным кудахтаньем отказался от этой идеи.
– Да, не стоит,– согласился Захар.– С огнем шутки плохи...
Паук так не считал. Он изловчился и повторил трюк с дубинкой – ухватился за древко псевдобамбука чуть пониже пылающего комка хвороста, вывернул его из рук пришельца и с опаской отбросил в кустарник. Дожидаться прыжка Захар не стал...
Время вышло, и сумерки превратились в чуждую и таинственно многозвучную ночь. Еще не приходилось Захару ночевать вот так, в лесу, вне уютной десантной шлюпки, на какой-то полузабытой планете... В космошколе моделировалось что-то подобное, но это было давно и навыки, обретаемые там, как правило, не находили применения и забывались. Удивительная освоительная техника, мощные средства защиты... Увы, романтики освоения теперь не осталось, а крупные катастрофы и аварии случались не чаще, чем в приземелье. Да, велик и могуч человек, светоч разума... "И глупости! – подумал освоитель.– Среднестатистический кретин Захар тому подтверждение...".
Только мысль о SOS-пульсаторе его успокаивала. "Еще успею его включить,– думал он,– утром или, даже, к вечеру – если этот урод не уберется прочь...". Он не рискнул удаляться от тропы в лесную глушь. Здесь же, под стволом обычной на этой планете гигантской "секвойи", он обнаружил небольшую выемку в грунте, подровнял ее ножом, набросал туда мягкого мха, сел, а потом, даже, попытался прилечь. Логово получилось удобным, но довольно влажным, отнимающим тепло. Скафандр начал прогреваться. Монотонно хлопали клапаны в респираторе, гипнотически мерцал тревожный сигнализатор, но Захар никак не мог уснуть. Он думал о пауке. Он понимал, что насекомое, скорее всего, к пришельцу никакой враждебности не испытывает и находится на тропе по каким-то своим, совершенно принципиальным соображениям. Ведь ему невдомек, что и Захар, собственно, не заинтересован в драке. Ему бы к шлюпке прошмыгнуть – и исчезнуть навсегда из этого мира... Но паук! До чего же отвратительное и нелепое созданьице! К насекомым Захар всегда испытывал брезгливость. Втайне он даже боялся их. Там, на Земле, бок о бок с миром человеческим, существовал и иной, бесконечно чуждый и пугающий мир. Мириады крошечных существ, мириады видов... Безобидные букашки? Как бы не так... Вы рассмотрите их под хорошей лупой. Там, по ту сторону стекла, возникают вдруг совершенно незнакомые и кошмарные существа. Мохнатые, глазастые, в диковинных хитиновых панцирях... Они иные. Они человеку бесконечно... далекие. Их движения, повадки. Они как роботы – бездушные, безжалостные. Они пугают. Они, обычно, вызывают отвращение и брезгливость – как и это мерзкий паук на тропе!
"Возможно, это вовсе не паук,– думал Захар.– Может случиться, что это животное, принявшее столь странный облик! Надо расспросить астробиологов...".
Он никак не мог уснуть. Слишком неожиданной и "впечатлительной" получилась концовка этого дня. Перелет, бессмысленная драка с насекомым... Где-то в груди он еще чувствовал паническую дрожь. Да, он мог погибнуть... Он слишком устал, чтобы уснуть теперь вот так, запросто – в этом неземном лесу! Захар вспомнил по-настоящему опасные миры. Угрюмый Крил-4. Троекратная гравитация, постоянные сумерки, всеядные чудовища, пожирающие изъеденные мхом камни, своих же сородичей, зазевавшихся освоителей вместе со всеми их доспехами... Эльма-2. Планета-убийца. Освоители исчезали бесследно и безропотно – даже не успев позвать на помощь! После них оставалось большое красное пятно на почве и... одно воспоминание. Кто-то вроде бы видел, как человек превращается в кровавую лепешку, словно гигантский пресс – в миллионы тонн – рушился на него сверху, и тщательно, без остатка, выдавливал из этого тела живительную красную влагу. "Гравихищники! – испугано шептали освоители, навсегда покидая планету.– Таинственные существа убивающие гравитацией...". Вертон, массивная планета возле умирающей красной звезды. Агония светила растянулась на миллионы лет, но только теперь, на закате, в этом прозябшем цепенеющем мире и возникла жизнь. Освоитель вдруг терялся среди своих отражений – сотен и, даже, тысяч. Они, его точнейшие копии, обретали самостоятельность, общались друг с другом, корчили глупейшие рожи, поддразнивали пришельца. Их смех становился безостановочным, гомерическим – и убийственным! Человек хохотал вместе с ними до полного истощения и впадал в тяжелейшую, почти всегда гибельную кому.
Но теплых и приветливых миров, где пришлых с неба существ не пытались употребить в пищу, было неизмеримо больше. Хотя бы как этот – оранжево-рыжий, сплошь лесной, заказник вечной золотистой осени и уникальных "черных" алмазов. Вот только паук заартачился! Захар вздохнул. Да уж, от великого до смешного... Одолевать немыслимые расстояния, исследовать "черные" дыры, перестраивать гигантские звездные системы – велик и могуч человек! Велик и могуч... И вот где-то, на безобиднейшей полузабытой планетенке вдруг оказывается, что величие это и мощь весьма относительны, и пауку на них глубоко плевать. И не убедить насекомое в обратном – увы, хоть стой и плачь... Уже тяжелый и дремотный, Захар улыбнулся. Менялся мир вокруг –
только не человек! Светоч разума в безликой тьме вселенной упрямствовал, вновь и вновь становился на грабли...
Хоо был раздосадован и возмущен до крайности. Этот пришелец... Он преступал Закон Тропы!!! Он откровенно брезговал этим незыблемым устоем здешней жизни. Пересказы о странных, появляющихся неведомо откуда двуногих существах, Хоо не однажды слышал от опытных, многократно уже линявших его сородичей. Иногда на больших Сходках, где обязательно присутствовали все старейшины рода пропускающих, поднимался весьма важный вопрос: так как же понимать появление в лесах планеты примерно раз в полвека таинственных двуногих существ? Споры вокруг этой проблемы разгорались нешуточные и случалось иногда, что старейшин приходилось разымать. При всей несхожести взглядов и мнений, непременным оставалось всеобщее неприятие пришельцев. Поражала их неприспособленность к лесной жизни, чуждость этому миру, нерациональное строение тела и отталкивающая внешность. Гладкая и, вероятно, непрочная кожа, всего лишь две пары конечностей, вертикальное туловище, отдельный и очень уязвимый мозговой нарост неразвитое зрение и примитивный слуховой аппарат, нуждающийся в уродливых усилительных раковинах... Всевозможнейшие недостатки, собранные неизвестным творцом в нечто нелепое и неестественное! Нет, не должна бы их планета-лес, ваятель изящных "черных" алмазов, родить такое убогое и несуразное дитя! Увы, у пропускающих пришельцы вызывали только недоуменную оторопь и брезгливое неприятие.
Многим еще удивляли двуногие: искусственной оболочкой, прикрывающей немощное тело; совсем ручными и стремительными металлическими птицами; весьма небольшой длительностью визитов и бесследным исчезновением потом на долгие годы. Удивляли они и своим невмешательством в лесные дела. Эта миролюбивость пришельцев вполне устраивала старейшин рода пропускающих. Они советовались, спорили и порешили однажды, что даже такие отвратительные существа имеют право на существование. Вид это таинственный, экзотический, обитающий в неизвестных сферах, может быть, даже, наделенный в некоторой степени разумом – но, увы, никак несовместимый с великим родом лесных властелинов! На том и сошлись: двуногих не выслеживать, не охотиться на них, не преследовать. Пусть себе существуют... Разве посудачить о них в тесном кругу, не переставая удивляться их трагической нелепости. На долгих зимних посиделках, когда пропускающие грелись возле скоплений "черных" алмазов, слышал кое-что о двуногих и Хоо. Теперь он имел уникальную возможность лицезреть этот феномен, более того, столкнуться с ним на Тропе!
Да-а, правы были старейшины. О какой совместимости могла идти речь? Уродливый пришелец грубо попирал лесные обычаи. Агрессивный, беспардонный, он распугал вокруг всю живность нечленораздельным ревом и беготней, вследствие чего Хоо, хозяин Тропы, так и не поужинал. К тому же он отрыгнул в колючий кустарник весь предыдущий улов! От голода, злости и возмущения клюв пропускающего подрагивал, живот урчал, а глаза пучились, словно могли вот-вот вывалиться из орбит. "Сволочь двуногая,– негодовал Хоо.– Вот сволочь... Надо бы занавес соорудить!". Двуногий не так уж глуп, в изобретательности ему не откажешь, и, к тому же, нагл до предела. К утру он вполне может придумать какую-то сволочную пакость! Нет, не хотелось пропускающему еще раз очнуться вон в той колючке. Длиннющие шипы... Лапы и загривок Хоо пульсировали тупой ноющей болью, и его махровый пессимизм только усугублялся. Каждый раз извлекая ядовитую иголку, Хоо каркал от боли и раздавался изощреннейшими ругательствами. Если б даже их малая и самая невинная часть возымела действие, двуногий уже давно мог превратиться в нечто... нечто... еще более омерзительное!
Из влажного ночного мрака прямо перед изголодавшимся Хоо возникли два трусливых вислоухих криля. В передних лапах-захватах каждый из них удерживал по крупному плоду эйфы. Хоо громко отрыгнул. Он приложил максимум усилий, чтобы скрыть свое радостное возбуждение и даже не шелохнуться. В сложившейся ситуации обычной дани ему было недостаточно. Крили, конечно, возмутились, взъерошили загривки и начертили в воздухе какие-то весьма оскорбительные, по их мнению, рунические знаки, но Хоо плевать хотел на эти предрассудки. Он был голоден. Он хотел жрать как никогда еще в своей ленивой паучьей жизни. Он подождал, когда крили увеличат ставку еще на один плод, и только тогда посторонился...
Захар проснулся от пронзительного писка тревожного сигнализатора. Теперь работали рефлексы. Захар вскочил и молниеносным движением выхватил нож. Он изготовился драться, защищать свою драгоценную жизнь до последней капли крови, но... эта его решимость оказалась невостребованной. Под сенсоры следящей системы угодило животное, весьма похожее на упитанного земного енота. Оно тоже сдрейфило и теперь на максимальной скорости удалялось по рассохшемуся стволу давно рухнувшей "секвойи".
"Черные" алмазы, лес, паук...",– вспомнил освоитель. Захар вдохнул всей грудью неземной воздух. Неожидано свежий, пьянящий... Было раннее утро. Лучи оранжевого солнца, пронзали навылет игольчатые кроны и мириадами искр рассыпались в обильной росе. Странные шарообразные существа с озорным свистом гонялись друг за другом, вытаптывая в отяжелевшей подстилке витиеватые влажные узоры. Девственный лес шептался вокруг.
"Не так уж и плох этот мир,– подумал Захар.– Уютный, радостный, цветной...". Он проглотил несколько питательных капсул и первым делом решил проверить, не смотался ли паук куда-нибудь по своим делам! Он выглянул на тропу – и обомлел! Странная конструкция, весьма напоминающая паутину, полностью перекрывала ему путь к шлюпке. Толстые мутные нити казались очень липкими, крепились сверху к лианам, опускались на тропу и дальше, наискосок, до самой колючки. За преградой благодушно покачивался паук. "На-ка, выкуси!..",– обозначал он внешним видом презрение к двуногому пришельцу.
Захар попытался сохранить спокойствие и сдержать довольно крепкое "многоэтажное" проклятие. Он уже приготовил себя к самому худшему. Он помнил о SOS-пульсаторе и корабле на орбите. Стоить только выжать клавишу на грудном щитке скафандра, и мощный штурмовой бот прилетит к нему на выручку. Захар вздохнул. Да, он войдет в историю – как кретин и недоумок...
Захар осмотрелся. Лес, сплошные деревья, лианы... Он выбрал ствол повыше и начал его штурмовать. Вдоль нижней, лишенной веток части "секвойи", подниматься было трудно. Кора оказалась довольно рыхлой и отваливалась целыми пластами. Скафандр освоителя был особенным. Захар смог нарастить на ботинках и перчатках довольно внушительные вспомогательные "когти", но подтягиваться, тем не менее, было неудобно. Шлем отталкивал верх туловища от ствола, и центр тяжести опасно смещался. Захар мог сорваться при малейшем неловком движении.
"Зря я так рискую"– решил он на полпути к вершине. Он нарушал астроустав. На малоисследованных планетах освоителям строжайше воспрещались какие-либо рискованные действия в одиночку. Когда казалось, что опасность уже миновала и появились первые толстые ветви, его левая нога провалилась в забитое гнилью дупло, он утратил равновесие и с огромным куском коры в руках стал отклоняться назад. Времени на размышления у него не осталось. Нож на этот раз оказался в нужном месте, и Захар сумел выхватить его и вонзить в ствол по самую рукоять. Толстая рыхлая кора... Кончик лезвия уперся в плотную сердцевину и Захар, несмотря на рывок и резкую боль в плече, смог удержаться. Он переждал, когда боль немного утихнет и вновь пополз вверх – цепляясь за ветки искусственными когтями и теперь уже страхуясь ножом при каждом удобном случае. "Это не Джомолунгма,– убеждал себя Захар.– И не К-8... Это всего лишь оранжевая "секвойя", на верхушку которой я пытаюсь взобраться".
Когда видимость стала вполне сносной, он удобно устроился в широкой рогатке и осмотрелся. Лес. Бесконечный, оранжево-рыжий, поглотивший изъяны рельефа, мелкие овраги и холмы. Только на горизонте – далеком и дымчато-красном – Захар различал небольшую возвышенность. Он не обнаружил никаких мало-мальски заметных ориентиров. Нет, обойти тропу не удастся. Он попросту не выдержит направление в этом дремучем лесном лабиринте. Он потеряет еще сутки! Захар покосился на обойму SOS-пульсатора. Эта неказистая штука поднимает панический вой на полвселенной... Пока он спустится, спасательный бот уже нырнет в атмосферу.
Он сделал неуклюжее движение и вскрикнул. Он повредил сустав. Там, внизу, вонзая нож в древесину он растянул связки и теперь чувствовал, как они пульсируют, отекают, превращаются в болезненные, истязающие его адской болью жгуты. Может случиться так, что сползать ему придется только с одной действующей, притом левой рукой. Захар проглотил какую-то капсулу и попытался обжать плечо внутренней оболочкой скафандра. Он ждал, когда подействует наркотик и, от нечего делать, посмотрел на тропу – и чуть не свалился с самой верхушки оранжевой "секвойи". Он забыл о проблемах с собственным суставом, опасной высоте и весьма ненадежном своем убежище. Он даже рот разинул. Он мог воочию наблюдать, как паук приподнимает сеть и пропускает мимо себя стайку каких-то неуклюжих мохнатых существ. "Нет, мне пригрезилось,– опомнился Захар.– Быть такого не может...". Он включил трансфокатор шлема и увеличил изображение. Сокровенная тайна не открылась ему, секрет был проще пареной репы. Он увидел обычный родник и торопливо хлебающих воду мохнатых уродцев. Паук уже забыл о них. Он с явным удовольствием поглощал ядовитые с виду фиолетовые стручки. Захар не являлся гигантом мысли, но даже его обычных мыслительных способностей оказалось достаточно, чтобы моментально смекнуть, в чем здесь дело. Паук контролировал единственный проход к водопою, всего лишь. И взимал подать натурой – разнообразной полусъедобной дрянью!
– Ах ты... плешивый оранжевый трутень!!! – воскликнул Захар.– Тунеядец, бездельник...
Он спускался на эту девственную безгрешную землю. Он уже имел кое-какой опыт фиксации к непрочной коре и двигался теперь без ошибок. Почти без ошибок... Когда ответвления кончились, он вогнал нож в ствол "секвойи" поглубже, провис на нем и, когда дестабилизирующая кайма разогрелась, все быстрее заскользил вниз. Метров с восьми он сорвался!
Упал он неуклюже, на левый бок. Перед самым ударом взорвался пиропатрон, и скафандр раздулся как резиновый мячик. Компенсирующие подушки смягчили удар и "выдохнули" излишки газа. Выбрасывал воздух и Захар – в свободном падении он орал во всю мощь своих легких и думал о глупой и такой бессмысленной кончине. Только контакт его затылка со шлемом прекратил панику...
Он открыл глаза, увидел над собой высоченную "секвойю" и понял, что избежал гибели и в этот раз. Определенно кто-то там, наверху, ему благоволил... Ссадина на виске и противный звон в ушах были пустяковой платой за привилегию продлить свое существование в этой вселенной. А Захар хотел жить, ох как хотел... Он уже знал, как разминуться с пауком. Все, пора улетать. Он уже пресытился этим оранжевым лесом, его "черными" алмазами и уродливыми насекомыми.
Он выстрогал надежную толстую рогатину и укрылся в кустарнике возле самой тропы. Прошел час, другой... Его терпение уже иссякало, когда ожиревший от сытой жизни местный псевдоенот решил утолить жажду. Захар не колебался. Он огрел его рогатиной по хребту, а потом без всяких там осторожностей пригвоздил к почве. "Енот" не пострадал, но, чрезмерно упитанный, выползти из-под рогатины уже не смог. В данной ситуации он сумел только взъерошить загривок и совершенно дико взреветь. На пришельца, однако, этот трюк не возымел никакого действия. Захар невозмутимо отобрал у жертвы все до единой золотистые лепешки, предназначавшиеся для подношения, и только тогда приподнял рогатину.
– Ты уж извини, дружище,– улыбнулся он оторопевшему от такой наглости аборигену.– Но этот ваш кривоклювый слюнявый мутант...
"Енот" не превратился в слух. Он решил немедленно воспользоваться предоставленной свободой и увеличь расстояние к пришельцу до максимально возможного. Брюхан скрылся в лесу с удивительным для его веса проворством. Не мешкал и Захар. Он вскарабкался на тропу и вплотную подошел к сетке. Паук игнорировал его присутствие. Он, как дятел, с завидным упорством долбал клювом массивный скальный выступ. Захар
швырнул дурно пахнущие плоды в оранжевую пыль.
Хоо одобрил приношение. Золотистые альмы, его излюбленное лакомство. Их специфический аромат погружал Хоо в состояние блаженства. Произрастали они в труднодоступных местах, и только пронырливые "еноты" иногда угощали Хоо таким деликатесом. Оценил он и жест пришельца. Двуногий увалень признал Закон Тропы...
Насекомое приподняло заслон. Захар неуклюже протискивался в узкую щель, и думал, что более удобной возможности покончить с соперником у паука уже не будет. Вот долбанет сейчас клювом в затылок... и поминай, как звали! Его шлем не скальный выступ, а затылок тем более... Удара, однако, не последовало. Освоитель благополучно миновал кошмарную сеть и, избегая резких телодвижений, протиснулся между чудовищем и сплошь изъеденной рыжим мхом отвесной стеной.
На орбитах их жизней это был момент наибольшего и весьма опасного сближения. Они еще прожигали друг друга враждебными флюидами и случиться могло всякое. Эти громадные фасеточные глаза, рассеченные фиолетовыми прожилками на тысячи сегментов, чудовищный клюв со свисающим куском паутиной сетки, многосуставные конечности со странными "многопалыми" захватами на последнем сегменте, оранжевая шерсть на загривке... Сердечная мышца Захара сокращалась в паническом галопе, а его желудок приготовился извергнуть остатки безобидных питательных капсул.
Не расслаблялся и Хоо. Противостояние еще не окончилось. Нелепый пришелец вполне мог боднуть его напоследок уродливо толстой нижней конечностью и столкнуть на откос с ядовитым кустарником. Поэтому, надежно удерживая в клюве благоухающую альму, Хоо внимательно отслеживал все движения двуногого животного...
Захар не помышлял о физическом воздаянии. Он уже видел проблески маяка и керамитовый колпак шлюпки. Испытание, возможно, самое сложное в своей безалаберной жизни, он выдержал и теперь мечтал только о гондоле пилота и скорейшем старте. Как ни странно, он не испытывал облегчения. Там, в пресловутом подсознательном, его что-то беспокоило. Ему почему-то казалось, что в этой глупой и бессмысленной потасовке он упустил нечто весьма важное. Захар оглянулся. Паук уже проглотил свои лепешки и теперь, поджав длинные, изломанные суставами конечности к туловищу, внимательно наблюдал за пришельцем. Холодный немигающий взгляд насекомого?!
– Да, тут что-то не так,– прошептал Захар. Он вздрогнул. Он востребовал и уловил шальную мысль. Этот паук... Уж не разумен ли он?!!
Поднялся ветер. Он лохматил игольчатые кроны гигантских "секвой", рассекал лучи теплого солнца на множество тончайших нитей. Они искрились в утренней росе, вспыхивали мириадами крошечных светлячков. Высокая, до колен, трава шевелилась, струилась освоителю навстречу упругими робкими волнами. В этом мерцающем оранжевом прибое угадывался шепот родника. Хотелось окунуться в его прохладу... Захар запоминал, впитывал в себя лесное великолепие. Может случиться так, что он будет одним из очень немногих, кто своими глазами видел эти чудные "секвойи" и пауков на тропе. Планету прикроют и будут оберегать, как новорожденного младенца королевской крови.
Паук сжался в ком, словно изготовился к очень длинному затяжному прыжку. Захар волновался. Так неужели там, внутри, заключенная в чуждую человеческому восприятию форму, неукротимо бьется разумная мысль?! Братья по разуму... В этой пустынной вселенной люди уже расстались с мечтой о Контакте.
Хоо решился. Он одним прыжком настиг двуногого, бережно вынул из брюшной сумки какой-то предмет и протянул его пришельцу. Это был тест на сообразительность. Если у двуногого есть хоть малейшие проблески разума, он должен принять подарок. Чувство прекрасного присуще всем разумным существам – так утверждали старейшины. Этот камень... Пропускающие умели превращать "черные" угольки в удивительные "голубые" алмазы с выпуклыми красноватыми гранями. Он не мог не восхитить пришельца.
Захар прикоснулся к голубому шедевру оранжевого мира. Волшебный камень согревал его мягким светом, удерживал, казалось, своей безумно драгоценной тяжестью. Удержит он и корабль на орбите...
Улыбаясь, Захар уселся в гондолу пилота, притворил керамитовый колпак и запустил гравипульсатор. Шлюпка опрокинула пространство и легко, как непуганая птица, устремилась навстречу звездам.
© И. Желем
